За колючей проволокой - [29]
Хотелось петь и, словно угадывая желание Дениски, теплый, задушевный голос повел песню:
Встрепенулись голоса, и песня взвилась, будоража вагоны:
Режет паровоз зеленую степь, да еще и приговаривает: «Ча-ще, ча-ще, ча-ще…»
Из соседнего вагона донеслись обрывки родной, широкой песни:
Ой, ты, степь моя, степь широкая! Широко ты, степь, пораскинулась, К морю Черному пои вдвинулась.
Проводник сидел в вагоне, в углу, прислушиваясь к песне. Ему тоже хотелось петь, но бойцы пели песни незнакомые, и он молча покуривал папиросы. Бойцы допели песню, и вагон умолк, только слышно было, как твердит паровоз: «Ча-ще, ча-ще, ча-ще…»
— «Интернациональ», — произнес вдруг немец, оглядывая бойцов.
— «Интернационаля», — подхватил Ван Ли.
— Верно, братцы, «Интернационал» давайте споем, — поддержал Колосок.
Мощно загремел голосами вагон:
Немец вдруг встал, подошел к кругу, запел по-своему, подтягивая.
— Гут, браток, гут, — похлопал его по плечу Дениска.
По щекам немца текли скупые капельки слез, и, смахивая их, он вместе с бойцами пел гимн Октября, гимн революции.
