За колымским перевалом - [80]

— Мне нравится с вами работать, Вера Игнатьевна, хотя не всегда бывает легко, но… буду откровенен: вы, кажется, намерены уйти из райкома?

Кленова откинулась на спинку кресла и вжалась в податливые пружины. Прикрыла глаза.

— Чем вы мне нравитесь, Тихон Матвеевич, так это неумением скрывать свои прозрения.

— Значит, я прав? А в чем причина?

Я могла бы придумать что-нибудь, но вам скажу откровенно — разочаровалась.

— В идеологии?

— Нет, в нее верю искренне. Но я вижу, что методы идеологической работы, неприкосновенность которых я охраняю по должности, давно изжили себя. Ветряная мельница! Крылья вертятся, а жернова-то давно истерлись. Боже мой! Сколько шумихи, звону по поводу и без оного. Все мы это видим, а заменить жернова не хотим. Или не умеем? А ведь каждый день промедления — какой ущерб!

— Зачем же вы согласились пойти работать в райком?

— Никакого патриотического порыва или зова души. Как-то раз услышал мою звонкую речь на собрании областного актива Тарков, и уговорил! Этот тип мог кого угодно убедить, когда голова его была-чиста от спиртовых паров.

— Почему же вы не пытаетесь ломать эти старые методы, ведь появилась же такая возможность?

— Тихон Матвеевич! Не искушайте! Я вам могу столько вопросиков выложить сейчас на стол — двум партийным съездам хватит отвечать. Кстати, — Кленова живо выпрямилась в кресле и посмотрела в глаза Смелекову, — один задам. Вы сами-то верите, что всех без исключения ваших новых соратников вы очистите от накипи лжи, комчванства, карьеризма и вернете на путь истинный? И что все они единой ратью ринутся за вами в бой против теории затухания золота на Теньке?

— Если не верить, то зачем браться? — спросил Смелеков в свою очередь.

— Вы уже начали перетряхивать закостеневшее и имеете представление, как на это реагируют некоторые там, наверху?

— А вы решили подождать, посмотреть, что из этого всего выйдет?

Кленова обидчиво поджала красивые, тонко очерченные губы, остро кольнула взглядом:

— Иногда я завидую вам, но чаще вы мне кажетесь этаким чистоплотным прожектером, живущим книжными понятиями, на отлично усвоенными в партшколе. И я все жду, вот сейчас вытряхнут из вас эту чистую закваску Тургеев, Лисянский, Дубовцев и иже с ними, и станете вы обычным парткарьеристом.

Смелеков молчал.

— Обиделись?

— Нет, нет, что вы! — возразил он. — Спасибо за откровенность. Вы знаете, я не могу на вас обижаться. Вы всегда искренны. Просто я пытался сейчас представить, как это Лисянский будет завтра вытрясать из меня мои сомнения в правоте его неуязвимой теории зонального размещения россыпей.

— Вызывать будете или пойдете к нему?

— Еще не решил. Теперь о ваших сомнениях. Не думайте, что вы одна мучаетесь этим. Сложно, но работу надо делать интересной, тогда польза от нее будет двойная. Давайте вместе рубить просеку. Обещаю вам поддержку.

Специализированная геологоразведочная экспедиция размещалась в старом покосившемся бараке о коридором во всю длину и крохотными комнатками по обе стороны. С одной стороны барака недавно была возведена пристройка для кабинета Лисянского. Здесь же проводили собрания.

Смелеков вошел в кабинет — в тот самый момент, когда Лисянский надевал с помощью шофера меховой жилет. Не посмотрев на человека, вошедшего без доклада, сердито крикнул:

— Я занят!

— Здравствуйте, Бронислав Владимирович, — Смелеков прошел в конец просторного светлого кабинета и остановился у большого, неуклюжего письменного стола. Развернув бархатное знамя, стоявшее в углу, прочитал: «Победителю… по итогам за…»

Лисянский, не оправившийся еще от смущения, старался не встречаться взглядом с первым секретарем.

— Присаживайтесь, Тихон Матвеевич. Вы меня извините, но вы как гром среди ясного неба! Не предупредив…

— Вы собирались куда-то ехать?

— Недалеко. В Нижне-Детринскую партию. Хотел посмотреть кой-какой материал по плану будущего сезона, — в голосе Лисянского прозвучали извиняющиеся нотки. Он соврал и чувствовал, что готов покраснеть: на самом деле он ехал на именины начальника партии Игнатьевой. — Мы с вами попозже обязательно побываем там.

— Ну что ж, попозже так попозже, — согласился. Смелеков. — Я зашел к вам, Бронислав Владимирович, для обстоятельного разговора.

— Еще раз извините, Тихон Матвеевич, но почему вы не пригласили меня в райком?

В щелочках прищуренных глаз Смелекова промелькнула усмешка:

— Только потому, что хочу не спеша поговорить с вами. А говорить о делах геологических в геологическом доме, я думаю, сподручнее.

— Пожалуй, вы правы, Тихон Матвеевич, — Лисянский оценил тактичность первого секретаря. — Тарков не баловал нас вниманием. Да и вспоминал он нас, геологов, обычно, когда горняки проваливали план и надо было объясняться перед обкомом.

Смелеков невольно поморщился:

— Главный геолог на месте?

— В Магадане. Выбивает ассигнования на будущий год. Опять собираются урезать…

— Жаль. Мне хотелось, чтобы наш разговор состоялся в его присутствии.

— К сожалению, из руководящего состава на месте только Гавришин, начальник поискового отдела. Пригласить?

— Обязательно.

Пока искали поисковика, Лисянский кратко охарактеризовал своих заместителей и начальников ведущих отделов. Вошел Гавришин, невысокий широкоплечий мужчина с густыми вьющимися волосами. Ему было за пятьдесят, но волосы сохранили красивый каштановый цвет, в них не было ни единой седой прожилки.