За колымским перевалом - [20]
— Поймите, дорогой Петр Савельевич, так не может продолжаться вечно. Вы же директор прииска, а не вожак бурлацкой артели!
— Поэтому властью директора прииска я… — неожиданно Жарченко умолк.
Сколько раз он вот так же единолично принимал решения. Никогда у него даже тени сомнения не возникало в их целесообразности. Никакого слюнтяйства. Никаких дискуссий. Все в одном кулаке. Тогда успех гарантирован! На этот раз директора охватило беспокойство. Он присел, долго раскуривал трубку.
— Опять мы поссоримся, — глухо проговорил геолог.
— Дело не в ссоре, Вадим Донатович. Давайте попробуем поговорить откровенно, — последние слова он адресовал скорее себе. — Все ссылаемся на недостаток времени. Все некогда. Все у нас наскоками. Как петухи. Кричим, крыльями хлопаем. Пух, перья. Накричались — и в разные стороны. И всяк остался при своем мнении.
— Петр Савельевич, — с горечью произнес Пеньковский, — понимаю, вы привыкли добиваться цели любыми средствами. Вам лишь бы получить результат. И за редким исключением вы достигаете его. Это и определило ваш стиль работы. Как, кстати, и у всех работников в горном управлении. Но неужели вам не надоело вот так?.. Неужели вы не видите, во что превращаете своих подчиненных?
— Вот вы, такой святой в своей правдивости, которой я всегда в вас завидую, — после продолжительной паузы заговорил Жарченко, — научите меня, как я должен поступить в сложившейся ситуации? Не вообще, а при теперешних обстоятельствах. Только не надо: «по совести! по чести!» Скажите откровенно, кто мне позволит сегодня сделать так, как велит моя совесть? План горит. Никаких резервов. С неба они не свалятся. Допустим, моя совесть, совесть государственного человека, коммуниста, понудит меня сделать все по законам горного дела. Работа будет отодвинута на будущий год. Прииск тем временем провалит план этого года. Вместе с нами кувыркнется горное управление. Тургеев этого не допустит, он ведь незамедлительно узнает о том, что мы, не особенно афишируя, ведем здесь разведку в широком плане, ищем границы месторождения, подсчитываем запасы, составляем проект на отработку полигона, ну и все прочее. Думаете, он так и будет сторонним наблюдателем? Да он- наши кишки вон на тот сучок намотает и заставит немедленно начать разработку, и прежде всего вот этого, самого богатого участка. Чтобы не только прииску хватило, но и горному управлению тоже. Если не завтра, то послезавтра он уже здесь объявится. Посмотрите, каков будет разговор! — Жарченко поднялся и до хруста в костях потянулся. — Не захочет этого сделать Тургеев — его заставит начальник главка. Тому тоже платят зарплату за выполнение плана. Я, что ли, это придумал? Здесь все переплетено в клубок! Плана не будет — и вылетит Жарченко со своего директорского кресла, на лету ослепляя всех своей чистейшей совестью.
— Зря вы так сгущаете краски. Есть же объективные обстоятельства. Их не могут не учитывать те, кто…
— Вы шутник, Вадим Донатович! Объективные обстоятельства! Ха-ха-ха! Вы сошлетесь на то, что среднее содержание золота в песках оказалось ниже расчетного. А вам в пику — вы план по промывке песков не выполнили. И мы его действительно не выполнили, потому что недополучили одну треть выделенных по фондам года бульдозеров. Но попробуй заикнись об этом! Тебя под корень — а как ты используешь те, что имеешь? Сколько простояли они за весь сезон? И пошло и поехало! И самое неприятное то, что все это правда. А в итоге скажут: Жарченко не умеет руководить, пусть уходит. И жаловаться никуда не пойдешь. Обидно другое. Стоит выполнить план, еще лучше, перевыполнить — эти же недоработки если и вспомнят, то так, мимоходом. Снисходительно мизинцем пригрозят: «Резервы, дорогуша, плоховато используешь!»
Пеньковский вскочил с валуна:
— Да разве ж можно все время жить двойной жизнью!
— Нельзя! Герою в кинофильме «Кубанские казаки». А простому смертному можно, порой необходимо. А вы что, только прозрели?
Пеньковский был бледен, губы его дрожали.
— Ни единого дня — слышите? Ни единого денечка не жил я двойной жизнью! Хотя пытались приучить, и весьма суровым способом… — Пеньковский наклонил голову. — Потрогайте. Вот тут, на макушке.
Жарченко запустил пальцы под волосы Пеньковского и нащупал под кожей металлическую пластинку.
— Что это?
— Мой дружок по несчастью, врач-самоучка, залатал пробоину жестянкой из консервной банки.
За дальним поворотом показались Дергачев и Бутурин. Они шли по руслу ключа. Увидев Жарченко и геолога, замахали руками.
— Ладно, не ко времени этот разговор — пересохшим голосом проговорил Пеньковский и закашлялся. — Давайте конкретно о золоте. По-русски это называется — хищническая разработка месторождения. Я знаю, что кажусь смешным, и пусть. Меня скоро не будет, но я всегда думаю о них, о тех, кто придет сюда после нас: что они подумают о нас, когда окажутся вот на этом месте и снова начнут искать здесь золото? Все перемешано. Все перепутано. Тут взяли, там бросили. Мы даже примитивной технической документации не оставим, по которой можно было бы узнать, где мыли, а где завалили золото пустой породой. И все потому, что боимся не выполнить план. Нет, не может так продолжаться без конца. Все под страхом. Все боимся сказать друг другу откровенное слово. — Геолог оборвал себя и повернулся к директору. — Не отвечайте мне, я знаю, что вы скажете.
Видный британский историк Эрнл Брэдфорд, специалист по Средиземноморью, живо и наглядно описал в своей книге историю рыцарей Суверенного военного ордена святого Иоанна Иерусалимского, Родосского и Мальтийского. Начав с основания ордена братом Жераром во время Крестовых походов, автор прослеживает его взлеты и поражения на протяжении многих веков существования, рассказывает, как орден скитался по миру после изгнания из Иерусалима, потом с Родоса и Мальты. Военная доблесть ордена достигла высшей точки, когда рыцари добились потрясающей победы над турками, оправдав свое название щита Европы.
Разбирая пыльные коробки в подвале антикварной лавки, Андре и Эллен натыкаются на старый и довольно ржавый шлем. Антиквар Архонт Дюваль припоминает, что его появление в лавке связано с русским князем Александром Невским. Так ли это, вы узнаете из этой истории. Также вы побываете на поле сражения одной из самых известных русских битв и поймете, откуда же у русского князя такое необычное имя. История о великом князе Александре Ярославиче Невском. Основано на исторических событиях и фактах.
1576 год. После памятного похода в Вест-Индию, когда капитан Френсис Дрейк и его команда вернулись в Англию богатыми и знаменитыми, минуло три года. Но ведь известно, однажды познакомившись с океаном, почти невозможно побороть искушение вновь встретиться с ним! И вот бравый капитан с благоволения королевы организует новую дерзкую экспедицию — на этот раз на тихоокеанское побережье испанских владений. Конечно, он берёт с собой только бывалых и проверенных «морских псов», в числе которых и возмужавший, просоленный волнами и ветрами русский парень Фёдор, сын поморского лоцмана, погибшего от рук опричников царя Ивана.
Душица Миланович Марика родилась в Сокобанье (город-курорт в Восточной Сербии). Неоднократный лауреат литературных премий. Член Союза писателей Сербии. Живет и работает в Белграде. Ее роман посвящен тайнам Древней Руси, наполнен былинными мотивами, ожившими картинами исконно славянского эпоса.
Капитан Обри и доктор Мэтьюрин на «Сюрпризе» собираются в Южную Америку с секретной миссией, но планы внезапно меняются. Обри срочно восстанавливают в списках флота, он получает под командование захваченный им же фрегат «Диана», и вместе с Мэтьюрином они отправляется в восточные моря уже с дипломатической миссией и королевским посланником на борту. Когда-то (в третьей книге) они уже не довезли туда мистера Стенхоупа. Цель плавания – договор с потенциальными союзниками Англии в тех краях, а там уже французы и предатель Рэй.
Книга Рипеллино – это не путеводитель, но эссе-поэма, посвященная великому и прекрасному городу. Вместе с автором мы блуждаем по мрачным лабиринтам Праги и по страницам книг чешскоязычных и немецкоязычных писателей и поэтов, заглядывая в дома пражского гетто и Златой улички, в кабачки и пивные, в любимые злачные места Ярослава Гашека. Мы встречаем на ее улицах персонажей произведений Аполлинера и Витезслава Незвала, саламандр Карела Чапека, придворных алхимиков и астрологов времен Рудольфа II, святых Карлова моста.