За колымским перевалом - [15]

— Хватит! — яростно топнул ногой Жарченко. — Кончай балаган. Пока ты работаешь у меня на прииске, будешь сегодня искать золото, которое я должен мыть завтра! Понял? Теоретики! Насчет самовольной разведки на ключе Осенний я потолкую с тобой попозже. — Директор вытащил платок, хлестнул себя по шее, отгоняя комаров. — Теперь оба слушайте мой приказ. Снимайте людей с Осеннего и садитесь на ключ Боец. Ни шагу оттуда, Вадим Донатович, пока не закончишь разведку. Сроку — двадцать дней. Как только нарисуешь первый блок, не медля ни часу ко мне. Лично!

— Петр Савельевич; но здесь работы еще не закончены, — всполошился Донсков;—Кто здесь останется?

Жарченко прищурился:

— У тебя геологиня есть… из этих, молодых.

— Скворцова? Сырость! Вся та пятерка геологов, что приехала из сибирского института, — недозрелые желуди. Черт знает чему и кто учил их там!

— А вы как думаете? — Жарченко повернулся к Пеньковскому.

— Мне думать нужды нет, когда рядом думает главный геолог, — Пеньковский хмыкнул и отвернулся.

«Это уже совсем несерьезно, — хотел сказать Жарченко, но посмотрел на бритый череп Донскова и промолчал. — Такой кого хочешь доведет, не только вспыльчивого Пеньковского».

— Тогда садись ты, главный, и заканчивай сам тут работы, — Жарченко заметил, как Донсков скривился и с ненавистью посмотрел на старика. Подумал: «Не ты ли сковырнул его с пути, когда разведывали правую сторону Колымы?» — Тряхни стариной, Борис Маркович, докажи, что ты еще в форме. А «желудями» я сам займусь. У меня быстро дозреют. Пошли посмотрим шурфы.

— Все-таки, Петр Савельевич, — заговорил Донсков, — не стоит спешить с разведкой ключа, Боец. Мыть золото, если оно даже будет там найдено, в текущем году невозможно.

— Это еще почему?

— Дороги летней нет. Следовательно, оборудование и всю технику можно забросить, только по зимнику. Но главное — мы не успеем закончить разведку и подсчитать запасы. Надо все оформить…

— Ну, заныл! В академию тебе, Донсков, пора перебираться. Ты стал осторожен, как старый лис. Если бы я начал работать твоим методом — не видать бы мне ни плана, да и вообще! Технику я беру на себя, кунгасами переброшу по реке.

— Габаритную технику — куда ни шло, можно попробовать. А бульдозер?

— Ну, голубчик мой! Совсем застарел!. Неужели забыл, как плавали до войны по Колыме?

— Вот именно — плавали с рюкзаками. Но загрузить на кунгас многотонную машину?! Да нельзя и пробовать бульдозер сплавлять по реке.

— Что значит «нельзя»! Все можно, если здорово захотеть.

Жарченко выскочил из кабины на землю кивнул шоферу и молча зашагал к своему дому В квартире было тихо. Жена только уложила детей и сама легла, как услышала шум отъезжающей машины, вскочила и босиком, в ночной сорочке побежала, на кухню.

— Петруша! Ба, какой холодный! — Она прижалась к нему и чмокнула в щеку, — Ты сегодня злой? Кто посмел расстроить моего любимого мужа? Опять Тарков?

— Что-что, а раскручивать он мастер — юлой неделю вертишься.

— В первый раз, что ли? Все не привыкнешь. Вы, начальники, на вышестоящих раскрутках и живете. Теперь ты будешь раскручивать кого-нибудь. Так и заводитесь по цепочке.

— Как дома? Чем занималась? — перевел Жарченко разговор.

— У меня одна забота — с ребятами второй день воюю. Их двое — я одна. Ты их лица не забыл? На улице встретишь — узнаешь ли?

— Перестань. Ворчать ты вовсе не умеешь. Впереди зима таежная, длинная-предлинная, наверстаю.

— Успокоил.

Жарченко хотел отобрать у жены сковородку.

— Ну чего тебе не спится? Иди, иди, дай мне хоть раз о себе позаботиться.

— Не тронь сковородку. Садись, отдыхай, Я же вижу, ты еле на ногах держишься.

Жарченко взял жену за плечи, прижал к себе и, коснувшись щеки, заглянул в сковородку.

— Опять окуньки? Рыбачила? С кем ездила в этот раз?

Нашелся рыцарь.

— Опять Дергачев? Свою жену оставил в Казани квартиру стеречь, а здесь к чужим ластится? Смотри у меня. Не забывай: при мне всегда винчестер, аж пятизарядный.

— Если самому некогда оказывать внимание жене, другим не мешай. Расскажи лучше, что нового в тенькинской столице?

— Скучная там жизнь. Все, как под током. Золота нет. Плана нет. А нынче каждый человеческий индивидуум оценивается по графам отчетной ведомости. — Помолчал, и вдруг выпалил — Хочу попытать счастья на ключе Боец.

— Что-то не помню, где это?

— В долине Эльгеньи.

— Шутник ты, товарищ директор. Там же разведку никто не вел. Тайга нетронутая.

— Тайга там, действительно, всей Теньке на удивление, Рисковать приходится, Томчик. Другого выхода нет. Ключ чем-то похож на Удачный, помнишь?

— Еще бы! Ты же мне там предложение сделал.

Жарченко молча смотрел на жену.

— Чего уставился? Неужто забыл?

Жарченко смущенно улыбнулся. «Черт возьми, действительно, забыл».

— А пробу, что я намыла случайно под скалой, надеюсь, помнишь?

— Понимаешь, какое совпадение. Пеньковский тоже случайно выхватил такую же пробу у самого устья Бойца. Хочу проверить весь ключ. Ох уж этот Пеньковский… И люблю старика, и терпения с ним не хватает. Не хочет и, похоже, что не умеет жить, как другие живут.

— Вернее, как тебе и Донскову хочется.

— Прочитай я где-нибудь в романе о таком человеке, как Пеньковский, — не поверил бы. Сказал бы, не бывает в жизни таких людей, невозможно пройти через это и не сломиться ни телом ни духом. А вот живет такой рядом.