За холмом - [37]

– Только давайте не затягивать! – недовольно распорядился франт. – У нас есть ещё мероприятия на сегодня, – покосился взглядом на путешественника, – и это в твоих интересах в первую очередь.

Мужчина кивнул. Увидеть сына, конечно же, хотелось сильнее всего. Он за последние дни даже по жене стал скучать, на чём с удивлением себя поймал вчера перед сном. К тому же здесь он своё любопытство почти полностью удовлетворил.

Пока стажёр тащил подшивку газет, журналист успел задать ещё пару бессмысленных высокопарных вопросов-выступлений, не требовавших, по большому счёту, никаких ответов от респондента. Он послушно мычал в ответ, кряхтел и разнообразно кивал.

Стажёр, пыхтя, припёр толстенную подшивку и плюхнул её на стол. Мужчина вскочил, все остальные тоже встали и столпились над кипой испачканной краской бумаги, будто видели её впервые.

Бумага была самодельной, толстенной и с прожилками плохо обработанных волокон – она бы прекрасно подошла для обёртки цветов. Краска на ней держалась плохо и местами уже облупилась и отлетела, хотя сверху был, надо полагать, последний номер.

В глаза бросился заголовок верхней статьи: «БУДЕМ С ХЛЕБОМ!» и под ним подзаголовок, также прописными буквами – «ПО МУДРОМУ РЕШЕНИЮ СОВЕТА СТАРЕЙШИН СЕЛЬЧАНЕ НАЧАЛИ СЕЯТЬ ПШЕНИЦУ». Он посмотрел ниже – абсолютно все тексты в газете были набраны прописными буквами, отчего жутко пестрило в глазах.

– Странно, у вас других шрифтов нет, почему все буквы заглавные?

Редактор на пару секунд задумался и застучал пальцами по столу, соображая.

– Понимаете ли, – отвечал он так, будто его кровно оскорбили, – мы уважаем каждую букву в наших текстах! Каждую, без разницы, где она стоит и какая должность или какое название с неё начинает писаться! Это понимание пришло к нам не сразу, конечно, но мы дошли до такого равенства самостоятельно, отказавшись от прежних, оскорбительных и зловредных правил, навязанных нашей стране пришельцами!

– Ага, раньше, значит, вы всё-таки писали и строчными, и прописными?

– Писали, – мрачно признался редактор и почему-то опустил голову, словно ему было сейчас безумно стыдно за содеянное в молодые годы. – Бывало и так, что одну важную должность мы писали с прописной, а другую, по невежеству и легкомыслию, свойственному нашей несерьёзной и поверхностной профессии, – со строчной. Мы каждую неделю исправляли ошибки, добавляя в правила новые исключения…

Он согнулся ещё сильнее, точно человек, бичующий себя, на его лице отразилась боль.

– Понятно! – радостно вскрикнул путешественник, научившийся разбираться в местных реалиях. – То есть на вас постоянно кто-то обижался за то, что не писали их должности с прописных, вы в итоге махнули рукой и решили сделать все буквы в газете заглавными?!

Редактор потупил взор, а Бегемотик зыркнул на пленника.

– Пожалуй, мы поедем. Вы уже закончили? – зло сказал франт.

– Да-да! – с очевидным облегчением разом согласилась редакция.

И они уехали. Бегемотик был слегка раздражён, заново подобрел лишь после обеда в ресторане, принадлежащем его отцу. Их отвели в отдельную кабинку, чтобы не смущать других посетителей, пожиравших пришельца жадными взглядами, накормили до отвала и расстелили мягкие цветастые матрасы на кушетках – отдохнуть после сытной еды.

– Интересно, а как питаются мои жена и сын? – вдруг забеспокоился мужчина.

– Не переживай. Твоя жена живёт в доме самого богатого человека этой страны, а сын – у пастуха, у него всегда всего полно… – франт размяк и сочувствующе посмотрел на путешественника. – Соскучился по ним, да?

– Очень.

– А у меня пока нет семьи. Отец уже долго ищет мне подходящую пару… – разоткровенничался Бегемотик. – А я бы тоже хотел жену и детей.

– Ну ничего, какие твои годы.

Сын чиновника вздохнул.

– Здесь трудно найти невесту, подходящую по всем критериям. Хотелось бы на представительнице знатной семьи жениться, но семьи членов Совета уже давно все в близком родстве, очень большой риск родить уродцев. Брать в жёны девушку помешанной крови нельзя. А если из семей чистой крови, но не влиятельных – так слишком большая для них честь, отец никак не может решиться кого-то так облагодетельствовать…

– Да, нелегко тебе.

– Поехали! – Бегемотик, как оказалось, плакал. Он вскочил и, пряча лицо, выбежал на улицу.

Экипаж пронёсся по городку, не оставив шансов зевакам что-либо разглядеть. Лишь однажды кони замедлили шаг, чтобы дать возможность путешественнику увидеть сына. Мальчик был в растерянности и выглядел таким несчастным и беззащитным… Отец рванулся к нему, но экипаж ускорился, подняв облако пыли. У мужчины защемило сердце и не отпускало до самого вечера.

Они вернулись домой и заперлись в его темнице с Бегемотиком, который притащил огромный сосуд с вином. Мужчины молча напились.

И потом ещё долго путешественник не мог уснуть, ворочался, вспоминая лучшие годы семейной жизни, то плача, то улыбаясь.

Глава XI. День четвёртый. Свидание

Утром мальчик проснулся рано – пастух ещё не успел отогнать отары. Его разбудил шум в той части хижины, где старик хранил загадочные тюки: он активно там копался, подсвечивая себе факелом. Потом, найдя что-то нужное, затушил в висевшем на стене ведре с водой факел и исчез за дверью. Оттуда послышался приглушённый разговор двух мужчин, затем пастух вернулся со свёртком в руках.