За гранью возможного - [40]

Шрифт
Интервал

Бабаевский подивился ее воле, обрадовался: «А ведь не ошибся — сильный она человек».

— Дарья Александровна, — продолжал Бабаевский, — как это в народе говорится: вы еще любой молодой сто очков вперед дадите. Не будь я уверен в том, что справитесь с нашим поручением, не пришел бы сейчас.

Из рассказов бойцов, односельчан Малашицкой Бабаевский знал, что она не тщеславна, не любит, когда ее хвалят, выпячивают, но сейчас после его слов она разом переменилась, помягчала, подобрела.

— Ну что, господь с тобой, говори, что надо.

Бабаевский облегченно вздохнул и стал рассказывать о задании.

Они просидели чуть ли не до утра, обо всем поговорили: о политике, о довоенной колхозной жизни, о положении на фронте. Ей все хотелось знать, на все получить ответ.

Бабаевский от имени руководства отряда написал обращение к вражеским солдатам. Набросал Малашицкой несколько вариантов, как подступиться к ним, выбрать нужного человека, и ушел.

Несколько раз ходила Малашицкая в Вылазы, а это от ее деревни ни много ни мало — целых четыре километра. Да если бы все дело было только в количестве километров. На пути как заноза торчал железнодорожный переезд, у шлагбаума — дотошная охрана. Не только перевернут поклажу — расспросами замучают: куда да зачем? Отговаривалась как могла. Письмо-обращение, чтобы, случаем, не обнаружили, аккуратно сложила и спрятала под платком в пучке волос.

Невыносимо сложно оказалось завести знакомство среди солдат. Раньше ей не стоило труда завязать разговор с человеком. Легко с людьми сходилась, быстро находила общий язык. Теперь ее словно подменили: видно, сказывалась ответственность перед отрядом — пообещала выполнить поручение наилучшим образом.

Все перепробовала Малашицкая, чтобы поближе быть к солдатам. Попыталась определиться к ним в прачки, уборщицы или на кухню — не получилось. Тогда стала вязать носки и менять у солдат на продукты.

Как-то повстречался ей с виду добродушный парень с подкупающей простецкой улыбкой. По-русски он изъяснялся вполне терпимо.

За носки он дал немного соли и впридачу большой кусок сахара.

— Это, — сказал, — внукам отнесешь.

Понравился ей солдат. Хотела поговорить, но его позвали в казарму. Постояла на дороге, подосадовала и опять ни с чем вернулась домой.

Но судьба свела с ним еще раз.

Отправилась как-то в Вылазы. Благополучно миновала переезд, до деревни осталось с километр. И тут разболелась нога: к непогоде или еще по какой причине, но вдруг не стало мочи идти. Присела на обочине, задумалась. И что такое? Он идет. Увидел, обрадовался:

— А, старая знакомая! — Сел рядом. — Я тебя не раз вспоминал. Носки мне понравились. — Он повалился спиной на траву, широко раскинул руки. — Жить — хорошо! — Приподнялся. — А будет еще лучше. Сейчас для главного удара силы копим.

Кровь ударила в голову Малашицкой, нехорошо стало.

Разбитая, усталая, так и не дойдя до Вылазов, вернулась она домой. В голове все смешалось. И самое страшное, что не знала, как теперь быть, что делать. Она уже не верила в эту затею. Приди тогда Бабаевский, непременно отказалась бы от поручения. Но минул день, и здравый рассудок взял свое.


Было солнечно, жарко. Она готовила еду. Чистила картошку, резала лук, а думала о письме.

С улицы послышался тяжелый конский топот, потом совсем рядом команда, вслед за этим шум, смех, разговоры. Глянула в окно: «Легки на помине…»

Солдаты спешились, заполнили улицу. Один уже приоткрыл калитку во двор Малашицкой.

«Господи, пресвятая богородица!..» Не успела Дарья Александровна сунуть чугунок в печь, как в дверь постучались.

Вошел солдат-словак. Она мельком оглядела его и ужаснулась: страшен, что война, лицо угревато-оспинное, длинное туловище и короткие кривые ноги. Таким только детей пугать.

— Мне бы попить, — вытирая рукавом потный лоб, сказал, немного коверкая русские слова.

Малашицкую даже озноб прошиб. Хотела отказать: мол, к колодцу еще не ходила, — но, подавив неприязнь, спросила:

— А чего тебе, мил человек, водицы аль другого?

И, не дожидаясь ответа, добавила:

— А если я тебя морсом клюквенным угощу?

Солдат, переминаясь с ноги на ногу, раскрыл рот да так и замер.

Малашицкая, погремев в сенях у кадушки, принесла большой ковш морсу с плавающими ягодами.

— На-кась, жажду как рукой снимет.

Солдат, словно не веря глазам своим, что привалило такое угощение, бережно принял ковш, сглотнул слюну и стал пить. Острый кадык его так и задвигался от громких блаженных глотков. Немного отпив, старательно вытер ладонью усы, с благодарностью посмотрел на хозяйку и вновь приник к ковшу. Несколько раз он принимался пить, пока не одолел весь морс. А выпив, устало опустился на скамейку.

Потом пошарил по карманам маленькими жилистыми руками с грубыми, узловатыми пальцами, достал алюминиевый портсигар и вздохнул сокрушенно — сигареты кончились.

Малашицкая, видя все это, достала с печки кисет, приготовленный для сына. Подумала, где можно взять какой-нибудь клочок газеты: своих она не получала, а читать фашистские — душа не принимала. Открыла комод, там под бельем лежала газета, постеленная еще с довоенных времен, оторвала от нее чуток.


Рекомендуем почитать
Белая земля. Повесть

Алексей Николаевич Леонтьев родился в 1927 году в Москве. В годы войны работал в совхозе, учился в авиационном техникуме, затем в авиационном институте. В 1947 году поступил на сценарный факультет ВГИК'а. По окончании института работает сценаристом в кино, на радио и телевидении. По сценариям А. Леонтьева поставлены художественные фильмы «Бессмертная песня» (1958 г.), «Дорога уходит вдаль» (1960 г.) и «713-й просит посадку» (1962 г.).  В основе повести «Белая земля» лежат подлинные события, произошедшие в Арктике во время второй мировой войны. Художник Н.


В плену у белополяков

Эта повесть результат литературной обработки дневников бывших военнопленных А. А. Нуринова и Ульяновского переживших «Ад и Израиль» польских лагерей для военнопленных времен гражданской войны.


Признание в ненависти и любви

Владимир Борисович Карпов (1912–1977) — известный белорусский писатель. Его романы «Немиги кровавые берега», «За годом год», «Весенние ливни», «Сотая молодость» хорошо известны советским читателям, неоднократно издавались на родном языке, на русском и других языках народов СССР, а также в странах народной демократии. Главные темы писателя — борьба белорусских подпольщиков и партизан с гитлеровскими захватчиками и восстановление почти полностью разрушенного фашистами Минска. Белорусским подпольщикам и партизанам посвящена и последняя книга писателя «Признание в ненависти и любви». Рассказывая о судьбах партизан и подпольщиков, вместе с которыми он сражался в годы Великой Отечественной войны, автор показывает их беспримерные подвиги в борьбе за свободу и счастье народа, показывает, как мужали, духовно крепли они в годы тяжелых испытаний.


Героические рассказы

Рассказ о молодых бойцах, не участвовавших в сражениях, второй рассказ о молодом немце, находившимся в плену, третий рассказ о жителях деревни, помогавших провизией солдатам.


Тамбов. Хроника плена. Воспоминания

До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.


С отцами вместе

Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.