За гранью возможного - [39]
В отряде решили начать агитационную работу по их разложению. Нужен был человек, через которого для начала удалось бы завязать с ними переписку…
После тщательного отбора Бабаевский остановился на жительнице деревни Сошно Дарье Александровне Малашицкой. Рабцевич одобрил кандидатуру. Оставалось заручиться согласием самой Малашицкой. С этой целью апрельской ночью и отправился к ней начальник разведки. С ним пошли проводник из местных — сосед Малашицкой — и трое бойцов охранения.
В то время фашисты не имели гарнизона в Сошно, если, конечно, не считать бригады немецких железнодорожников, живших в церкви. Однако жили рабочие обособленно, посты выставляли только возле казармы. Поэтому каких-либо препятствий для встречи не предвиделось.
Огородами пробрались к хате Малашицкой. Кругом было спокойно, непривычно для военного времени тихо. Деревня спала. Бойцы охранения заняли свои места — двое залегли в кустах у ограды на улице, один на огороде. Проводник тихо постучал в окошко, низ которого был заделан куском железа. Бабаевский, чтобы случаем не напугать хозяйку, прижался к стене хаты, затаился.
— Кто? — послышался заспанный голос.
Проводник назвался.
— Чего тебе? — недовольно спросили из-за окна.
— Да открой же скорее, Дарья, дело к тебе имею.
Из хаты донеслось приглушенное покашливание, торопливое шлепанье босых ног.
Дверь приоткрылась, в образовавшуюся щель просунулась женская голова в наспех накинутом платке.
— И чего тебе, окаянный, не спится? — проворчала хозяйка. — Входи, полуночник. — Она распахнула дверь.
— Да я тут не один, — виновато проговорил проводник, пропуская вперед Бабаевского.
В сумрачной горнице непросто было различить присутствующих, их близость угадывалась по дыханию.
— Ты кого это ко мне привел? — спросила хозяйка.
Бабаевский опередил проводника, представился:
— Я заместитель командира отряда Игоря. Звать Николаем. Если не возражаете, поговорить с вами надо.
Малашицкая вздохнула.
— Возражай не возражай, а ты уже в хате. Говори, чего надо?
Бабаевского не смутил тон хозяйки. Он знал о ее крутом нраве. Попросил проводника выйти. Сработала привычка: прежде чем заговорить с кем-либо о деле, остаться без свидетелей. В народе недаром бытует пословица: «Береженого бог бережет», чекисты называют это конспирацией.
— Так спрашивай, — нетерпеливо заметила Малашицкая, едва затихли во дворе шаги проводника, — что надо?
— Для начала, Дарья Александровна, пройдем куда-нибудь в уголок, зажжем лампу, коптилку, — предложил Бабаевский. — Знаете, как-то не привык знакомиться в потемках.
— Тогда иди сюда. — Она нащупала его руку, потащила за собой. Рука у нее была по-мужски крепкая. Сделав несколько шагов, сказала: — Постой! — а сама загремела чем-то железным.
— Эт на-а, паралик ее расшиби, печь погасла. Теперь огнем, разживиться можно если только у соседки.
Бабаевский протянул ей пачку немецких спичек.
Малашицкая зажгла тонкую длинную лучину, воткнула в печь между кирпичей. Слабо озарилось место, где они находились. Это было запечье, отгороженное от горницы шторкой из грубой серой ткани. Огонь в топке никак нельзя было увидеть с улицы. Бабаевскому понравилась сообразительность хозяйки. Подумалось: «Должно быть, это место не впервые использует для подобных встреч». Сел на щербатую коричнево-черную, крепко сработанную скамейку. Малашицкая стояла, прижавшись к печке. Некоторое время молча смотрели друг на друга.
Малашицкая выглядела много старше своих шестидесяти двух лет, и в этом не было ничего удивительного. С двадцать девятого года осталась без мужа. На руках пятеро детей. А помощи ждать неоткуда. В тридцать девятом, когда Западная Белоруссия стала советской и вроде бы солнышко взошло в ее жизни, подросли дети, старшую, Михалину, выдала замуж. Да умерла средняя — Надежда. Не успело забыться это горе — война грянула. У Михалины фашисты повесили мужа (он был депутатом сельского Совета), а саму угнали на каторжные работы в Германию. Сыновья Григорий и Петр ушли в лес партизанить. Осталась она с младшей — Катериной. Чем могла, партизанам помогала: кормила, обстирывала, белье штопала, — ничего не жалела. И тут вновь несчастье постучалось в ее хату. В феврале сорок четвертого под Брестом погиб Григорий.
Бабаевский глядел на Малашицкую и на какое-то время даже засомневался: а справится ли эта немолодая, измученная женщина с заданием? Успокоился, поглядев в глаза — живые, необычайно ясные.
— Видите ли, уважаемая Дарья Александровна, я много о вас слышал, все собирался познакомиться. — Его взгляд столкнулся с колючей усмешкой хозяйки. — Простите, что выбрал такое позднее время.
— Чего уж извиняться, коль пришел. Скажи лучше, зачем понадобилась?
Бабаевский понял, что она не терпит многословия, не нуждается в лишних объяснениях.
— Я хотел бы вас попросить выполнить одно очень важное поручение отряда.
И опять усмешка, пройдясь по ее впалым щекам, застряла в глазах.
— Господь с тобой, мил человек, на погост мне пора собираться, уже бельишко припасла, а ты задание. Отзаданилась, теперь за меня сынок мой последний воюет.
Голос ее дрогнул, сорвался, взблеснули от боли глаза. Казалось, еще мгновение — и расплачется старая женщина. Но не расплакалась: закусила губу, и глаза тут же высохли.
Алексей Николаевич Леонтьев родился в 1927 году в Москве. В годы войны работал в совхозе, учился в авиационном техникуме, затем в авиационном институте. В 1947 году поступил на сценарный факультет ВГИК'а. По окончании института работает сценаристом в кино, на радио и телевидении. По сценариям А. Леонтьева поставлены художественные фильмы «Бессмертная песня» (1958 г.), «Дорога уходит вдаль» (1960 г.) и «713-й просит посадку» (1962 г.). В основе повести «Белая земля» лежат подлинные события, произошедшие в Арктике во время второй мировой войны. Художник Н.
Эта повесть результат литературной обработки дневников бывших военнопленных А. А. Нуринова и Ульяновского переживших «Ад и Израиль» польских лагерей для военнопленных времен гражданской войны.
Владимир Борисович Карпов (1912–1977) — известный белорусский писатель. Его романы «Немиги кровавые берега», «За годом год», «Весенние ливни», «Сотая молодость» хорошо известны советским читателям, неоднократно издавались на родном языке, на русском и других языках народов СССР, а также в странах народной демократии. Главные темы писателя — борьба белорусских подпольщиков и партизан с гитлеровскими захватчиками и восстановление почти полностью разрушенного фашистами Минска. Белорусским подпольщикам и партизанам посвящена и последняя книга писателя «Признание в ненависти и любви». Рассказывая о судьбах партизан и подпольщиков, вместе с которыми он сражался в годы Великой Отечественной войны, автор показывает их беспримерные подвиги в борьбе за свободу и счастье народа, показывает, как мужали, духовно крепли они в годы тяжелых испытаний.
Рассказ о молодых бойцах, не участвовавших в сражениях, второй рассказ о молодом немце, находившимся в плену, третий рассказ о жителях деревни, помогавших провизией солдатам.
До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.
Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.