За гранью возможного - [11]
На всякий случай Крылович достал из-под кровати топор.
Оказалось — охранник. Станционное начальство требовало Крыловича к себе. Пока шел — извелся: «По работе вызвать меня вроде бы не должны — в депо и на станции есть дежурный электрик, значит…»
В темном переулке хотел броситься на охранника: задушить — и дело с концом. Но что-то удержало его, и не напрасно. Выяснилось — из строя вышел светофор, а дежурный электрик внезапно заболел.
Крылович побежал за инструментом. Вернувшись в диспетчерскую, охранника уже не застал. Дежуривший на станции старый немец приказал:
— Полицай потом будет прийти, идти один делать ремонт.
Крылович бросился к тайнику, прихватил мины.
Над станцией стояла темень, крепко пахло мокрым шлаком. А кругом ни души. Впереди тяжело запыхтел паровоз. Из глубины выбился слабый луч прожектора, блеснули рельсы, замелькали черные силуэты цистерн. «Вот то, что нужно!» Крылович достал из-за пазухи мину, выдернул чеку. «Все! Механизм должен сработать через три часа, поезд к этому времени уйдет далеко…»
Крылович протянул руку к цистерне и разжал пальцы. Мина прилипла к металлу. «Вот и все!» Он смотрел, как исчезает в темноте поезд. Но вдруг, звякнув буферами, состав затормозил. «Новость…» Было похоже, что останется здесь на ночь, Крылович уже хотел бежать к вагонам, чтобы отыскать злосчастную мину, как услышал властное:
— Хальт! — Перед ним выросли два солдата с автоматами.
«Неужели видели?» — застучало в висках.
Солдаты встали с разных сторон. Крыловичу сделалось жарко. «Будут обыскивать?..»
— Документы!
Федор через силу улыбнулся, показал пропуск, объяснил, куда и зачем идет. Луч карманного фонаря ослепил его, задержался на пропуске.
— Хорошо, — наконец сказал солдат.
Со светофором, чтобы не навлечь подозрение, решил повозиться. Не торопясь, заизолировал провод, переменил лампу и только тогда пошел обратно.
Где-то впереди метался в темноте тусклый зайчик переносного фонаря, звонко постукивали молоточки обходчиков вагонов, позвякивал металл.
«Готовят к отправлению…» — понял Крылович и пошел на удаляющийся свет. Перед ним оказался прежний состав с горючим. Вторую мину, для верности, он поставил на цистерну, недалеко от хвоста поезда.
Крылович поспешил к станции, доложил начальству о том, что было со светофором. Думал, отпустят домой, но дежурный, подслеповато щурясь, посмотрел на часы и усмехнулся.
— Спешить дома не сто-о-ит, скоро работа приходит… — и приказал в соседней с диспетчерской комнате заменить электропроводку.
Хочешь не хочешь, а надо подчиняться. Крылович взялся за работу. Но чем ближе время взрыва, тем беспокойнее на душе.
С путей послышался долгожданный гудок. Крылович распахнул окно. Так и есть! Маневровый локомотив затаскивал в тупик злосчастный состав.
Не зная, как поступить, Крылович вернулся к проводке. Все валилось из рук. Опять глянул в темноту. Маневровый тянул новый состав.
Не заметил, как в комнату вошел, словно прокрался, диспетчер — неприятный, желчный старик.
— Ты, парень, чего у окна вертишься, почему не работаешь? — подозрительно покосился он.
Вопрос заставил насторожиться: мало ли что на уме у фашистского прихвостня?
Вновь взялся за работу. Но попробуй успокоиться, когда вот-вот грохнет, а тебе хоть краешком глаза не терпится глянуть на это зрелище. «Подойти к окну нельзя — если после взрыва начнут разбираться, этот фашистский холуй на меня первого укажет…» — подумал Федор.
И все-таки Крылович увидел взрыв. Когда начал соединять провода, обнаружил, что забыл принести изоляционную ленту. Пришлось идти за ней.
На станции было темно и тихо. Смолк маневровый, растолкав по путям заночевавшие составы. Парило, как перед грозой. И тут в ночи, там, где чернели стальные цилиндры, раздался хлопок. Во мраке вспыхнуло багровое пламя — словно кровь, просочившись, потекла сквозь черную ткань…
«Что-то теперь будет?..» Крылович уловил слабое шмелиное жужжание… «Самолет! Вот она, спасительная мысль!..»
— Русские самолеты! — закричал он и побежал по платформе.
По станции, опережая его, понеслось эхо: «Русские самолеты! Русские самолеты!..»
Завыла сирена, вспыхнули прожектора, разом осветив вереницы вагонов, железнодорожные пути…
Диспетчер, бледный и потный, стоял у раскрытого окна и охрипшим голосом кричал в телефонную трубку:
— Над Осиповичами русские самолеты, горит состав с горючим!
Увидев Крыловича, он зажал микрофон трубки рукой и процедил сквозь зубы:
— Где тебя черти носят? Беги на пути, посмотри, что к чему, и сюда. Начальство требует.
Станцию уже оцепили. На путях началась паника. Русская речь мешалась с немецкой. Все кричали. У горящей цистерны суетились солдаты, полицейские из железнодорожной охраны, рабочие аварийной бригады. Они пытались отогнать горящую цистерну, чтобы огонь не перекинулся на другие цистерны. Отцепили, но так и не сдвинули с места. Помчались искать маневровый. Нашли. Но он долго не мог попасть на нужный путь. Сквозь гвалт пробился истошный крик:
— До стрелки чеши, раззява, и сразу сюда. Того гляди жахнет.
Из разодранного, как после жестокой собачьей драки, брюха цистерны выбивалось пламя. Оно обволакивало землю, полыхало, текло…
Алексей Николаевич Леонтьев родился в 1927 году в Москве. В годы войны работал в совхозе, учился в авиационном техникуме, затем в авиационном институте. В 1947 году поступил на сценарный факультет ВГИК'а. По окончании института работает сценаристом в кино, на радио и телевидении. По сценариям А. Леонтьева поставлены художественные фильмы «Бессмертная песня» (1958 г.), «Дорога уходит вдаль» (1960 г.) и «713-й просит посадку» (1962 г.). В основе повести «Белая земля» лежат подлинные события, произошедшие в Арктике во время второй мировой войны. Художник Н.
Эта повесть результат литературной обработки дневников бывших военнопленных А. А. Нуринова и Ульяновского переживших «Ад и Израиль» польских лагерей для военнопленных времен гражданской войны.
Владимир Борисович Карпов (1912–1977) — известный белорусский писатель. Его романы «Немиги кровавые берега», «За годом год», «Весенние ливни», «Сотая молодость» хорошо известны советским читателям, неоднократно издавались на родном языке, на русском и других языках народов СССР, а также в странах народной демократии. Главные темы писателя — борьба белорусских подпольщиков и партизан с гитлеровскими захватчиками и восстановление почти полностью разрушенного фашистами Минска. Белорусским подпольщикам и партизанам посвящена и последняя книга писателя «Признание в ненависти и любви». Рассказывая о судьбах партизан и подпольщиков, вместе с которыми он сражался в годы Великой Отечественной войны, автор показывает их беспримерные подвиги в борьбе за свободу и счастье народа, показывает, как мужали, духовно крепли они в годы тяжелых испытаний.
Рассказ о молодых бойцах, не участвовавших в сражениях, второй рассказ о молодом немце, находившимся в плену, третий рассказ о жителях деревни, помогавших провизией солдатам.
До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.
Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.