За гранью возможного - [10]

Шрифт
Интервал

Первый разговор с Крыловичем (как, впрочем, и вся последующая работа с этим энергичным человеком) был не из легких. Узнав, кто перед ним, Крылович тут же попросился в отряд. Дело обычное: все, с кем приходилось говорить, просили о том же.

Комсомольцу Крыловичу было двадцать шесть лет. Еще в начале войны он попытался уйти на фронт, но его, как железнодорожника, у которого была бронь, не взяли. Потом пришли фашисты. Они принудили его вернуться на подстанцию. Тогда Крылович сколотил подпольную группу. Комсомольцы добыли приемник, стали слушать Москву, распространять листовки, по возможности портить оборудование. Однако этого Крыловичу было мало. Он мечтал громить фашистов с оружием в руках. И вот он встретился с чекистами…

Змушко было нелегко убедить Крыловича, что гораздо больше пользы он принесет отряду, работая на подстанции.

С тех пор Центр стал регулярно получать сообщения о движении фашистских составов через Осиповичи.

Впоследствии связь с Крыловичем предложили осуществлять Шевчуку. Непростым делом оказалась работа с ним. Горячий, эмоциональный по натуре, Крылович при каждой встрече требовал одно — взрывчатку. Пойти на это Шевчук и Рабцевич не могли. В отряде не было малогабаритных магнитных мин со взрывателями замедленного действия, обычное же минное устройство, которое использовали при подрыве железнодорожных путей, трудно было не только незаметно заложить, но и взорвать в нужный момент.

На последнюю встречу Крылович пришел особенно возбужденный.

— Принесли взрывчатку? — едва увидев Шевчука, спросил он.

Вместо ответа Шевчук протянул кисет. Сам он не курил, но, когда выходил на связь, прихватывал на всякий случай табак.

— Вы не уклоняйтесь, а скажите прямо, — отстранив руку, сказал Крылович, — когда я смогу уничтожать фашистов? Стар и млад воюют, а я?!

— Да ты, горячая голова, не кипятись, — урезонивал Шевчук. — Обещаю принести мины в следующий раз. Товарищ Игорь на последнем совещании командиров групп, их заместителей говорил, что Москва вот-вот пришлет специальные мины, предназначенные для диверсий.

— Надоело ждать! — не в силах сдержаться, выкрикнул Крылович. — Не принесете мины, сам добуду взрывчатку, кстати, мне обещали надежные люди.

Эти слова не на шутку встревожили Шевчука: самостоятельный поиск и добыча взрывчатки могли привести к провалу Крыловича, других подпольщиков. Надо было остановить Федора. Шевчук вынул газету «Правда», протянул ему.

То, что случилось в следующую минуту, превзошло все ожидания. Крылович схватил газету, на лице появились удивление, радость, восторг. Он торопливо развернул ее, пробежал первую полосу, затем перелистал. Не выпуская газету из рук, жадно закурил и улыбнулся.

— «Правда»! — Глянул на число газеты, почесал затылок. — Да она совсем свежая! Вот здорово! — И с упреком уставился на Шевчука. — Да что ж вы сразу-то мне ее не показали, разве ж так можно?

Шевчук хотел ответить, но Крылович уже на него не смотрел, разглядывал первую полосу.

— Портрет Сталина. — Он вновь улыбнулся. — Как живой! А тут Указ о присвоении звания Героя Советского Союза гвардии лейтенанту Красной Армии… — Стал читать. Его большие карие глаза влажно заблестели. — Вот спасибо! Оставьте мне эту газету, покажу товарищам…

— Конечно же дам, я ведь ее вам принес. И даже не одну. Вот, здесь за целую неделю… — улыбнулся Шевчук.

Но это было в прошлый раз, и Шевчук просто не знал, как и с чем пойдет на следующую встречу. Своими сомнениями он поделился с Рабцевичем. Однако волнения оказались напрасными — Москва слово сдержала.

Магнитные мины передали Крыловичу и от Шевчука, и от Павла Воложина. И наступили для него мучительные дни: без мин тяжело, а с минами еще тяжелее. Станция почти всегда была забита эшелонами, но Крыловича сдерживал приказ Рабцевича: мины ставить только на транзитные поезда. Летели дни, а с транзитными получалась прямо игра — стоило Крыловичу уйти с путей, как там появлялся нужный состав. Сразу же вернуться он не мог — это вызвало бы у охраны подозрение. Дожидаться на путях нового состава — еще опаснее. И он терзался от мыслей, что в отряде его бездействие могут истолковать по-своему: прежде настойчиво требовал взрывчатку, а когда дали — тянет.

Тогда Крылович решил приучить фашистов к необходимости своего присутствия на путях. Умышленно стал портить электропроводку, оборудование — там провод поставит другого сечения, «жучок», там исправный прибор на неисправный заменит, «посадит» мотор. А начальству постоянно говорил: мол, электрооборудование в парке поставлено в незапамятные времена, чем постоянно латать, его лучше заменить на новое.

…День 31 июля сорок третьего года выдался на редкость беспокойным. Через Осиповичи шли и шли составы. Крылович издергался, а поставить мину так и не смог. Тогда перед уходом домой он оголил провод входного светофора. Давно собирался дождь, и Крылович подумал, что, если ливень разразится, светофор непременно закоротит.

Пришел домой, наработался по хозяйству, устал, а дождя все не было. Не заметил, как сморил сон.

Проснулся от настойчивого стука в дверь.

Домашние всполошились: «Кто бы это?..»


Рекомендуем почитать
Белая земля. Повесть

Алексей Николаевич Леонтьев родился в 1927 году в Москве. В годы войны работал в совхозе, учился в авиационном техникуме, затем в авиационном институте. В 1947 году поступил на сценарный факультет ВГИК'а. По окончании института работает сценаристом в кино, на радио и телевидении. По сценариям А. Леонтьева поставлены художественные фильмы «Бессмертная песня» (1958 г.), «Дорога уходит вдаль» (1960 г.) и «713-й просит посадку» (1962 г.).  В основе повести «Белая земля» лежат подлинные события, произошедшие в Арктике во время второй мировой войны. Художник Н.


В плену у белополяков

Эта повесть результат литературной обработки дневников бывших военнопленных А. А. Нуринова и Ульяновского переживших «Ад и Израиль» польских лагерей для военнопленных времен гражданской войны.


Признание в ненависти и любви

Владимир Борисович Карпов (1912–1977) — известный белорусский писатель. Его романы «Немиги кровавые берега», «За годом год», «Весенние ливни», «Сотая молодость» хорошо известны советским читателям, неоднократно издавались на родном языке, на русском и других языках народов СССР, а также в странах народной демократии. Главные темы писателя — борьба белорусских подпольщиков и партизан с гитлеровскими захватчиками и восстановление почти полностью разрушенного фашистами Минска. Белорусским подпольщикам и партизанам посвящена и последняя книга писателя «Признание в ненависти и любви». Рассказывая о судьбах партизан и подпольщиков, вместе с которыми он сражался в годы Великой Отечественной войны, автор показывает их беспримерные подвиги в борьбе за свободу и счастье народа, показывает, как мужали, духовно крепли они в годы тяжелых испытаний.


Героические рассказы

Рассказ о молодых бойцах, не участвовавших в сражениях, второй рассказ о молодом немце, находившимся в плену, третий рассказ о жителях деревни, помогавших провизией солдатам.


Тамбов. Хроника плена. Воспоминания

До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.


С отцами вместе

Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.