За гранью мира алая заря - [21]

- Не бойся, птичка, - проворковал скворец со щербатым клювом. - Мы не дадим тебя коту. Знаешь что, пожалуй, мы заклюем тебя сами. Согласись, это гораздо почетнее, чем угодить коту на обед.

- На ужин! На поздний ужин! - поправил зеленый попугай с мутными глазами.

- Горрраздо, горрраздо почетнее, - перебила его ворона, глаза которой бешено вращались.

Следующий прыжок разлучил Марушу со стаей и вернул ее пушистому спутнику. Она вцепилась лапками в невесомую шерсть и зажмурила глаза от страха.

- Немедленно верни, верни, - разразилось руганью птичье многоголосье.

Кот и ухом не повел. Напротив, из его груди донеслось довольнехонькое урчанье, словно он отлеживал бока на теплом и мягком диване, а не скакал в клетке, набитой безумными птицами, через поле, накрытое тенью огромного злобного орла.

- Сидите, сидите, не вставайте, - ласково разрешил он, словно директор школы, неожиданно заглянувший на открытый урок.

- Тогда пшел назад, - рявкнул глазастый филин, затем его голос размягчился, заставив буквы запинаться друг об друга. - Не видишь, братан, мероприня... приятие у нас.

- Гляжу, давно уж принимаете, - уважительно кивнул кот в сторону горы всяческих пищевых отбросов, откуда торчал лысый крысиный хвост. - Примите-ка и от меня предоплатой.

Кот надул щеки и внезапно выплюнул в общую кучу двенадцать немного изжеванных кусочков копченой колбасы.

- О! - обрадовался филин. - Это наш котяра. Так будем считать его специально приглашенной звездой.

Толпа радостно взвыла и расступилась. Кот солидно прошелся до прутьев и лениво развалился на моментально освобожденном месте. Маруша не отставала от него ни на шаг. Она изящно присела на распушенный мех кошачьего хвоста и горделиво оглядела странное сборище. Ну что, пустоглазые, поняли, с КЕМ я сюда явилась? То-то же!

- Пра-адолжим на-аш творческий вечер, - в центре, как из шляпы фокусника, возникла Птица-Секретарь. - Га-арят свечи, звучит тихая музычка, а-а в душах наших сла-агаются стихи. Та-ак почему бы не выплеснуть их звездными брызгами в пра-ахладу ночи, отданной нам с изна-ачалья.

- Свечи? - удивилась Маруша, поворачивая голову из стороны в сторону.

- Эй, за пятым столиком, - грозно щелкнул клювом Пятнистый Лунь, видимо исполняющий здесь роль вышибалы, - еще слово, и вы мухами вылетите отсюда.

- Но я не вижу никаких свечей, - пожаловалась птичка. - Не говоря уже о столике.

- Да-а как же, - Птица-Секретарь просеменила к Маруше и обвела крылом дугу. - Здесь, в интимном полумраке, и са-абирается наше э-элитарное Литературное Ка-афе. Здесь мы на-асыщаемся, ка-ак физически, - она отправила в глотку одно из колбасных колечек, - та-ак и духовно. Па-асматрите па-а старанам. Ка-анделябры, ка-анечно, не фа-антан, но в а-абычной а-антикварке та-аких не сыскать. А-а скатерти? А-абратите внимание! Чистый ба-архат! Но это все меркнет перед тем, что плещется ручьем чистоты из на-аших, переполненных стра-аданием душ. А-адна из ка-аторых сейчас приа-аткроет нам сва-аю а-автабиа-аграфию. Кто у нас следующим?

17

- Теперь я, - раскатилось по клетке сумрачным эхом.

Вперед выступила вовсе несуразная птица. С тела беркута тянулись к верхним прутьям семь извилистых розовых шей, покрытых редким белесым опереньем. Шесть голов трещали "Теперь я!", одна другой громче, и лишь седьмая задумчиво примолкла.

- Симаргл Великолепный, - возвестил ведущий. - Сегодня он выступает под псевдонимом "Семиглав"!

- На этот раз моя очередь, - с противным клекотом высунулась вперед четвертая голова чудика. - Ночи Легостая и той, которая меня в нее привела, посвящается.

Птичкой средь трав. Вольной пташкой до встречи с тобой

Жил я, но сладкой мечтой заманила в небесную высь.

Ты показала, насколько прекрасен воздушный прибой.

А к небесам не притронуться, но хоть меня ты коснись.

Ты говорила, жизнь нам дана, чтобы выпить до дна,

И обещала, что вместе печали прогоним мы прочь,

Но не сказала, какая из мрака соткется цена.

Счастье лишь днем, а за солнцем прячется ночь.

В небо вонзает гнилые клыки частокол.

Черные дыры пробиты, где раньше сверкала звезда.

Мертвенной вязью могильный звенит колокол.

Ночь наступила, и в гнездышко лезет беда.

Я заслоню твою грудь миллионами алых сердец,

Жарким дыханием я растоплю глыбу льда.

А когда плоть разорвет деревянный зубец,

Кину к тебе взор любви, но встретит меня пустота.

Я заплатил, все закрыты пути мне к земле.

Лет миллионы прошли, и еще миллионы мне ждать.

Лентой тумана, тянущейся в утренней мгле,

Вижу, как крылья чужие ты учишь летать.

- Семь голов и все тупые, - проворчала Маруша. - А тебе как?

- А? Что? - раскрыл глаза кот. - Ты о чем?

- Да о стихах же!

- О стихах? - удивился кот. - Ты еще и стихи... А! О стихах! Да я их не слушаю. Моя цель - перебраться через поле, и никакие стихи мне в этом не помешают.

- Ну что же, - вступил распорядитель. - Стихи не лишены цинизма. Отметим ва-ампирские а-атгалосочки. Однако ра-азмер не выдержан. Па-авествование смято, не всегда свя-азано. Общий итог, сла-абавато.

- Учтем, - пробормотала четвертая голова.

- По сторонам, по сторонам смотри, - шипела пятая, склоняясь к первой.