За гранью мечты - [12]

Сузен вздрогнула, уязвленная его словами. Марк жестоко ошибался. Но она не могла сказать ему правду. Это было бы предательством по отношению к отцу, а она слишком сильно его любила. Лучше пусть уж Марк плохо думает о ней. К тому же она не собиралась оставаться здесь надолго. Ей нужно было немедленно увидеть отца.

— Я поеду сегодня же, — заявила Сузен, отодвигая полупустой поднос и вылезая из кровати.

А что, если уже слишком поздно? Она затрясла головой, чтобы прогнать страшную мысль. Нет, об этом нельзя даже думать!

Сузен распахнула створки шкафа и удивленно уставилась на пустое пространство, где сиротливо висели проволочные вешалки. Затем резко повернулась к Марку:

— Где мои вещи?

— Вещи! — воскликнул он с нескрываемым презрением., - Это тряпье, которое ты теперь носишь? Я даже не удосужился собрать его, просто бросил там в больнице.

Сузен не верил своим ушам. Марку всегда нравилось дразнить ее. Но сейчас момент был явно неподходящий, Ты не имеешь права… — начала она и задохнулась от негодования.

— Я имею право на все. Со временем, когда ты будешь себя лучше чувствовать, ты поедешь навестить отца. Но для этого тебе потребуется обновить гардероб. Все, что ты носила недавно, — это не одежда, а нищенское барахло, — заявил Марк с присущей ему самоуверенностью.

— Я хочу ехать сейчас же! — Сузен попыталась придать своему заявлению побольше решимости, однако ей это не удалось. В голосе скорее звучал каприз избалованного ребенка, чем разумное требование взрослого человека.

И раздражение, промелькнувшее во взгляде Марка, свидетельствовало о том, что именно так он и воспринял ее слова.

— Это все, что ты можешь сказать? «Хочу, хочу, хочу», — передразнил он ее. — А теперь слушай: отныне ты будешь делать только то, что я тебе скажу! И так будет продолжаться, пока ты не поправишься окончательно. Ты поедешь к отцу, но когда я тебе разрешу, поняла?

Сузен хотелось заплакать, но она не могла доставить ему такое удовольствие, Марк не должен видеть ее слез, ее страданий. Она даже говорить не могла, голос выдал бы ее, а любое проявление эмоций Марк истолковал бы как вспышку глупого недовольства, и только.

— А теперь ложись в постель! — приказал он.

Сузен тяжело вздохнула и с достоинством, на какое только была способна, прошествовала к кровати. Марк взял со столика поднос, с неодобрением окидывая взглядом недоеденный и уже остывший завтрак.

— Я принесу тебе что-нибудь попозже, — сказал он, и Сузен молча кивнула в ответ.

Не было таких слов, которые могли бы точно выразить ее чувства. К тому же она поняла, что единственный способ отделаться от него — это полностью подчиниться. В одном Марк был прав: нельзя, чтобы отец увидел ее в таком состоянии.

Дверь за Марком закрылась, и Сузен обессилено опустилась на подушки. Неожиданно она поняла, что не может плакать: глаза были странно сухими, хотя грудь сжималась от охватившей ее тревоги. Больше, чем когда-либо, она хотела увидеть отца, убедиться, что с ним все в порядке.

А что, если позвонить! — вдруг подумала Сузен и протянула руку к телефону. Однако поднятая трубка хранила молчание. Вне себя от отчаяния, она так грохнула трубкой о рычаг, что не расслышала, как в комнату снова вошел Марк.

— Что это ты делаешь? — подозрительно спросил он.

Сузен подняла на него бледное измученное лицо. Ей вдруг пришло в голову, что, возможно, это Марк на всякий случай снял трубку с параллельного аппарата и тем самым перекрыл телефонную линию. Но зачем? Неужели он способен отказать ей в ее просьбе? Разве не естественно желать услышать голос больного отца?

— Я бы очень хотела позвонить отцу, — с мольбой произнесла Сузен. — Можно?

— Конечно, — неожиданно легко согласился Марк, но лицо его стало странно застывшим, как будто в нем происходила внутренняя борьба. Затем он резко отвернулся, бормоча проклятия.

Сузен была озадачена его поведением. Но тем не менее не стала терять время даром и пока Марк не передумал, быстро набрала номер. В крайнем нетерпении Сузен ждала, когда ее соединят. Наконец она услышала на другом конце провода голос мачехи.

— Привет, это Сузен, — пробормотала она, затаив дыхание.

Горячая краска стыда заливала ее лицо: она не знала, как воспримет звонок блудной падчерицы Бет. Девушка снова почувствовала себя скверно, ее нервы были натянуты до предела.

— Сью! Какая приятная неожиданность. Как замечательно, что ты позвонила! Подожди минуту, я позову отца.

Голос мачехи звучал так искренне, что Сузен тут же почувствовала угрызения совести. Но моментально забыла обо всем, когда трубку взял отец.

— Папочка, — прошептала Сузен едва слышно, как будто боялась говорить громче. — Папочка! — повторила она, наслаждаясь одним звучанием этого слова. Любовь к отцу переполняла ее. — Как ты себя чувствуешь?.. Да, да, конечно Скоро, очень скоро, — успокаивала она отца, часто моргая, чтобы сдержать слезы, которые уже катились по ее щекам, — Да, разумеется, я хочу тебя видеть… — Она запнулась, не справившись с радостным волнением, охватившим ее. — Да, конечно, обоих вас!

— Прошло столько времени, Сью! Ты могла бы объявиться и пораньше, — добродушно проворчал отец.