За гранью безумия - [46]

Весельчак и балагур Потапченко был почти что соседом, его усадьба располагалась всего-то через два участка от надела Акуловых. Нельзя сказать, что они дружили семьями, поскольку дядя Саша был одиноким холостяком и женщин недолюбливал. Матвей частенько сбегал к нему, когда жена Зинка начинала особенно рьяно стервозить, и у дяди Саши всегда находились для Матвея пара стопочек крепкой, горько-сладкой жимолостной наливки и несколько добрых утешающих слов. Соответственно Зинка также не испытывала особенной приязни к дяде Саше и не одобряла «зависания» мужа у старика.

Впрочем, стариком Потапченко никто никогда не называл, ибо в свои шестьдесят семь лет он отличался отменным здоровьем, да и в хозяйстве своём всегда всё успевал и держал в справности. Сам дядя Саша искренне считал, что своим крепким физическим состоянием он обязан исключительно холостому образу жизни. Не сексуальному воздержанию, а именно отсутствию длительных, как он выражался, ментальных контактов. Ментальные контакты, считал дядя Саша, неизбежны, если долгое время живёшь с женщиной под одной крышей. И приводят они всегда к одному – к ссорам и стрессам. Долгим временем он считал период более трёх-четырёх дней, и над женатиком Матвеем, периодически прибегавшим к нему с жалобами на свою Зинку, всегда подтрунивал. «Бабы, – говаривал дядя Саша, – любого в могилу до срока сведут, каков бы ни был мужик, а всё одно. Даже если любят».

Может, он и был во многом прав, да вот поди ж ты – в ту роковую ночь на первое мая не было рядом никого, кто мог бы позвать на помощь. Как и большинство односельчан, Акуловы узнали о случившемся только после того, как его тело, запакованное в специальный мешок, вынесли из избы санитары «Скорой помощи». Естественно, Зинка тут же обежала всех баб в округе и вызнала, что старика нашла мёртвым в своей постели Алевтина Прохорова – вдова спившегося и утонувшего в Ухте старого сплавщика. Алевтина зашла к Потапченко спросить муки в долг и с порога через открытую дверь в горницу увидела труп. Дядя Саша лежал на смятой постели, поверх одеяла, на спине, совершенно голый, с застывшей на посиневших устах чудовищно-блаженной улыбкой.

Уже гораздо позже Акуловы узнали, что официальная версия смерти дяди Саши странным образом не согласовывается с необычной позой мёртвого тела. Согласно заключению судмедэксперта «летальный исход наступил в результате профузного уретрального кровотечения, явившегося следствием тяжёлой травмы мочеиспускательного канала, возникшей либо в результате прохождения по каналу почечного камня, либо вследствие физического внешнего воздействия». Конечно, такое «либо-либо» в тексте официального заключения выглядело странновато, и если бы кто-нибудь прижал судмедэксперта, тот бы признался, что уретральное кровотечение у умершего реально было, а вот ни камней в почках, ни внешних травм – не было. Но не было у дяди Саши и родственников, которые могли бы заподозрить неладное, а врачам и полиции нужен был диагноз без намёка на криминал. Женщины, убиравшие в доме Потапченко, позже божились, что нигде в доме крови не видели, разве что несколько небольших мазков на пододеяльнике. Но их никто ни о чём не спрашивал. Подгорчане не привыкли лезть в чужие дела. Умер человек и умер. Мало ли… Возраст всё-таки…

Однако все эти странности обсуждались в деревне позже. А вечером того злосчастного первого мая Матвей Акулов крепко выпил за упокой души новопреставившегося. Выпил трижды: сначала символически с женой, затем с соседом Бердачом уже «по-взрослому» и, наконец, с друганом Борькой Лебедевым уже просто «в зюзю». В беспамятстве вернулся домой к полуночи и заснул на гостевой лежанке на кухне, поскольку Зинка к себе в постель пьяного не пустила.

А наутро проснулся, мучаясь похмельем, и как-то сразу понял, что нужно сходить на озеро Тагарлык.

2

Озеро Тагарлык находилось вроде бы и не очень далеко от Подгорска – всего-то километрах в девяти, и найти его было не так уж сложно. Сначала по трассе на Верхнеухтымское километра четыре до мостика через речку Тагарлычку, а дальше – иди себе вдоль неё против течения, никуда не денешься и мимо не пройдёшь. Однако бывали там подгорчане редко. Во-первых, не было вдоль русла нормальной тропы, не то что дороги. Дорогу вести вроде бы и ни к чему туда, а тропы если и пробивал кто, то всего за одно лето они зарастали так, что и не сыщешь. Во-вторых, делать там было особо нечего. Как само озеро, так и окрестный лес слыли в народе пустыми. Рыба в озере не ловилась никогда. У берегов в прозрачной воде частенько резвились стайки каких-то мальков, но взрослой рыбы с Тагарлыка никто никогда не видел. Ни зверя пушного, ни грибов-ягод там отродясь не водилось, кроме причудливых трутовиков да волчьего лыка, а редкие старые кедры отчего-то не растили шишку. Пробиваться по руслу Тагарлычки сквозь заросли пихтача и повального бурелома почти три часа кряду? Ради чего? Подгорчане с малолетства привыкали быть очень практичными людьми, да и как иначе в тайге? Жизнь здесь была суровой, и на всяческую романтику времени у людей не хватало.