За глянцевым фасадом - [43]

Он сдержит слово. Джеки — тоже. Она отложит все дела, и они с Мальро будут прогуливаться по Национальной галерее. Он произносит фразы вроде следующей: «Художники выдумывают мечту, а женщины становятся ее воплощением» или, глядя на нее: «Нет ничего таинственнее, чем превращение чьей-то биографии в легенду». Джеки слушает его с благоговением. Он помогает ей вновь ощутить скрытую в ней силу, и она благодарна ему.

Именно этого ей больше всего недостает в жизни: встреч с людьми выдающегося ума, встреч, которые обогащали бы и развивали ее. Некоторые американские журналисты обвиняют ее в снобизме, чрезмерном интеллектуализме, претенциозности. Но все гораздо проще: у нее пытливый ум, изголодавшийся по знаниям. Ее самое любимое занятие — учиться.

Во Франции она как у себя дома. Там она охотно посещает детские ясли, чего никогда не делает в Америке. И каждый раз огромная толпа, собравшаяся на улице, кричит: «Да здравствует Джеки-и-и!» В скромном автомобиле, инкогнито, она проезжает по местам, где любила гулять в студенческие годы. Когда она попадает в Версаль, от этого зрелища у нее перехватывает дыхание. В Зеркальной галерее она восторгается: «Это же рай! Это превосходит всякое воображение!» — и заносит в блокнот возникшие у нее идеи по реставрации Белого дома. Даже Джон потрясен увиденным. «Надо как-то переоформить Белый дом, — говорит он. — Не могу пока сказать, как именно, но об этом надо будет подумать». Джеки прилежно все записывает. Она обращает внимание на ткань версальских драпировок, форму столовых приборов, порядок подачи блюд, грациозные и бесшумные движения метрдотелей. И дает себе слово: привить эти многовековые традиции в Белом доме. При Пятой республике она в полной мере ощутила себя маркизой XVIII века.

Повсюду в Европе президентскую чету встречают с воодушевлением. Из Парижа они вылетают в Вену, где Кеннеди должен встретиться с Хрущевым (это происходит вскоре после инцидента в заливе Кочинос). И снова толпа скандирует: «Джеки, Джеки!» Хрущев поворачивается к ней: «Похоже, вы им понравились!» Если официальные переговоры между Хрущевым и Кеннеди идут со скрипом, с Джеки у советского лидера складываются наилучшие отношения. Он находит ее «изысканной», обещает прислать ей собаку, побывавшую в космосе (и выполнит обещание), и, когда его спрашивают, согласен ли он сфотографироваться вместе с Кеннеди, отвечает, что предпочел бы сфотографироваться с его супругой! Затем — Лондон, где Кеннеди, опустошенный и подавленный после переговоров с Хрущевым, всю ночь обсуждает с советниками создавшееся положение. А Джеки тем временем пишет де Голлю длинное письмо, в котором благодарит его за то, что он превратил ее поездку в Париж в волшебную сказку. Письмо так и не будет отправлено: ей дадут понять, что женщина, обращаясь к главе государства, не должна называть его «мой генерал». Следует найти более почтительную формулировку. Если так, отвечает Джеки, лучше послать официальное письмо, в котором уж точно не будет ни погрешностей вкуса, ни нарушений этикета; и теряет к этому интерес. Чудесное путешествие закончилось, от ее воодушевления не осталось и следа, она снова тоскует и злится.

После поездки в Европу Кеннеди начинает смотреть на жену другими глазами. Словно видит ее впервые. Пораженный тем впечатлением, которое она произвела в Париже, очарованный ее царственной грацией, этот вечно спешащий, привыкший к легким победам мужчина понимает, что недооценил собственную жену. Теперь он все чаще к ней прислушивается. Учитывает ее мнение по вопросам большой политики, использует ее редкую наблюдательность. Она даже выполняет роль посредника между ним и теми людьми, к кому он не может найти подход или с кем ему неприятно встречаться.

Джеки начала свою карьеру Первой Леди как оформитель интерьеров и законодательница мод. Теперь она все больше интересуется проблемами страны. «В конце концов, — говорит она Дж. Б. Уэсту, — ведь я миссис Кеннеди, я Первая Леди…» Как будто осознала это только сейчас. Как будто ее недовольство жизнью вдруг куда-то исчезло и поездка в Европу помогла понять, какие в ней кроются возможности. Она уже не манекен для роскошных туалетов и не оформитель. Она существует сама по себе. И Джон ей больше не нужен. Она обладает умом — это открытие приводит ее в восторг. Ее стали принимать всерьез. И она обнаруживает, что изменившееся отношение к ней делает ее сильнее, что у нее вырастают крылья. Как многие слишком красивые женщины, она долго считала себя глупой. Неуверенность в себе она компенсировала внешним лоском — тут легко было добиться совершенства.

«Она всегда поддерживала умеренных, а не экстремистов, поэтому ее прозвали «либерал из Белого дома», — вспоминает один политический обозреватель. — И президент позаимствовал у нее немало идей».

В 1960 году, в разгар предвыборной кампании, она узнала, что небольшая фабрика в Западной Виргинии, занимавшаяся производством хрустальных бокалов, испытывает серьезные трудности, и задумала: если они с Джоном попадут в Белый дом, она обязательно поможет этой фабрике. Она сдержала слово. Супруга новоизбранного президента потребовала, чтобы все хрустальные бокалы, которыми будут пользоваться в Белом доме, заказывались на этой фабрике. Когда один крупный промышленник, производивший хрусталь, предложил ей в подарок полный набор посуды, она отказалась. Сказала, что и впредь будет заказывать бокалы в Виргинии. «Если бы я могла, я разбивала бы их один за другим, лишь бы эта фабрика жила дальше!» Это ее способ вершить политику. Она хочет стать полезной людям, которые действительно нуждаются в помощи. Перед тем как оказаться в Белом доме, она, в силу происхождения и воспитания, имела весьма ограниченные познания о Соединенных Штатах. По-настоящему она узнала родную страну лишь во время президентской кампании, когда ездила с Джоном по маленьким захолустным американским городкам. Конечно, она не заглядывала в трущобы, подобно Эвите Перон, однако внимательно приглядывалась к тому, что встречалось на пути. Если это было ей интересно. Никакая сила не могла заставить Джеки сделать то, чего ей не хотелось. «Перед тем как я попала в Белый дом, мне перечислили массу вещей, которые я должна буду делать в качестве Первой Леди, но я не сделала ни одной из них!» И ее в очередной раз отругали за упущения, а добрых и полезных дел попросту не заметили.