За двадцать минут до полуночи - [2]

Но сегодня всё должно было быть по-другому. Ханна Рудерер собиралась читать не просто один из своих рассказов, а финальный том нашумевшей трилогии «За двадцать минут до полуночи». Так что вечером к нам должна была нагрянуть целая толпа. Мне было очень не по себе!

И дело было даже не в том, что мне не слишком нравилось работать в папином магазине – каждый, кто когда-либо сталкивался с моим отцом, это отлично понимал, – я просто не могла разделить всеобщее восхищение этими слащавыми историями.

Вот, например, в «Двадцати минутах…» всё вращается вокруг белокурого смазливого паренька дворянского происхождения по имени Фил Брендфейр. Он живёт в Суссексе в девятнадцатом веке и является путешественником во времени. Для очередного путешествия он использует стенной шкаф своего дедушки и внезапно оказывается в двадцать первом веке. Если быть ещё точнее, он попадает прямо в комнату ничего не подозревающей Эсмеральды, которая работает Au-Pair[1] в огромном загородном доме неприлично богатого семейства Брендфейров (это потомки Фила, если вдруг кто-то не понял) и присматривает за трёхлетними близнецами Уильямом и Дорианом. Буквально через десять страниц Фил и Эсмеральда уже без ума друг от друга, но тут возникает огромная проблема – коварный братец Фила по имени Винценц, который тоже осведомлён о необычных возможностях стенного шкафа. И конечно, как подобает настоящему антагонисту, он прилагает все усилия, чтобы отбить у Фила прекрасную Эсмеральду. А ещё он хочет стать самым могущественным путешественником во времени, для чего ему нужно сначала устранить Фила. Собственно, всё. Это весь сюжет. Дальше – только слащавые признания в любви да пафосные супергеройские фразочки. Однако главный герой, этот голубоглазый красавчик Фил, с лёгкостью покоряет все девичьи сердца. Да-да, поклонниц у него немало. И одна из них, к сожалению, моя подруга Леона.

Она бы всё на свете отдала, чтобы Фил существовал в реальности. С тех пор как вышла первая книга серии, она только и говорила о нём. Да, именно таким должен быть её идеальный парень – высоким, подтянутым блондином с ярко-голубыми глазами. Если же он вдобавок окажется британским лордом, да ещё и с магическими способностями – то вообще отлично. Только вот Фил был всего лишь книжным героем, а прыщавый Томми, с которым Леона училась примерно с шестого класса, даже близко не соответствовал её высоким требованиям. Я прекрасно понимала, что Леоне не слишком хочется выяснять, каково это – целоваться с парнем, который носит брекеты, но в то же время мне было даже немного жаль Томми. Особенно учитывая тот факт, что он всегда давал ей списывать математику и носил её рюкзак. Незадолго до летних каникул он даже застенчиво поинтересовался, пойдёт ли она с ним на осенний бал. И это был не худший момент, потому что как раз за пять минут до этого Леона получила высший балл за контрольную по математике. Только поэтому она снисходительно бросила «хорошо» (просто не хотела разбивать ему сердце – он же, в конце концов, помогал ей с уроками и взамен никогда ничего не просил).

В любом случае лучше уж идти на бал с прыщавым Томми, чем одной! Так я пыталась утешить её на протяжении всех каникул. Печально было только то, что без пары для бала осталась именно я, потому что слишком долго ждала, что меня пригласит Джонас. Но он просто стащил пару листков из моего альбома и поцеловал в щёчку на автобусной остановке, а через неделю уже обжимался в кафе с Меган Джонсон (с таким имечком только в Голливуде у известных режиссёров сниматься!). Отец Меган был американцем, и в течение года она несколько раз летала в Кентукки к бабушке с дедушкой. С ней-то Джонас как раз и встречался. Даже клубникой её кормил. ПРЯМО ИЗ СВОЕГО РТА! А мне от него только лягушачий рингтон остался…

Я поспешила в ванную, ополоснула холодной водой усыпанное веснушками лицо и попыталась заплести косу. Но мои волосы, казалось, жили собственной жизнью, и на голове остался полнейший хаос. Вид как у маленькой разбойницы. Иногда огненно-рыжие волосы и веснушки кажутся мне сущим наказанием, но с другой стороны – они напоминают мне о маме. Она умерла, когда мне было два года. Мы с ней действительно невероятно похожи, только глаза у меня карие. Папины.

На кухне меня ждали пустая упаковка кукурузных хлопьев и кислое молоко. Прекрасно. Ещё и не позавтракаю сегодня толком. Не день, а катастрофа!

В довершение всех бед я упала с винтовой лестницы, которая соединяла нашу квартиру с книжной лавкой на первом этаже. Но даже это было ещё не самым кошмарным, потому что, падая, я чуть не сбила с ног Ёлку-Перепёлку, папину постоянную клиентку. Конечно, звали её на самом деле совсем не так, просто она всё время носила одежду странных оттенков зелёного, а её прическа была похожа на птичье гнездо – вот я и дала ей такое прозвище. Ну… просто не смогла удержаться.

Ёлка-Перепёлка как раз покупала роман с интригующим названием «Пламенная похоть горца» (или что-то в этом роде). Она строго спросила, не пора ли мне, четырнадцатилетней девочке, прекратить кататься по перилам. Потом начала что-то бубнить о том, что надо взрослеть, несколько раз упоминала Пеппи Длинныйчулок. А на руках у неё, как всегда, сидел Джакомо Казанова – чихуахуа с богатейшей родословной, уходящей корнями аж в средние века. По крайней мере, так утверждала сама Перепёлка.