За далью непогоды - [11]
«Неужели ты думаешь, что я должна бегать за тобой со стройки на стройку, как собачка на привязи?!»
Никита с удивлением посмотрел на нее, понял, что она ждет, во всяком случае, готова ответить на его возмущение своим, и сдержанно усмехнулся.
«Я как-то говорил тебе, что шутить надо тоньше, дипломатичнее. Пожалуйста, будь осторожнее в выражениях…»
«А я не шучу. Да и не умею…»
Тогда и он вспылил. Ответил не то что дерзко, но достаточно ясно, чтобы не оставалось на этот счет сомнений:
«Я не требовал от тебя никаких жертв и не требую…»
От этих разговоров появлялся неприятный холодок в душе, дававший о себе знать всякий раз, как только вспыхивало между ними несогласие, даже когда речь шла о чем-нибудь второстепенном, как вот о песне… Он начал подумывать, что Елена тяготится Севером, может быть, психика ее не выдерживает утомительного однообразия полярной ночи, а может, пришло как-то на ум, она тяготится им, их жизнью?! Такое предположение ему самому казалось страшно нелепым, диким, а Елена к тому же умела увиливать от прямых вопросов, и отношения их постепенно до того запутались, что он и сам не знал: чего же, наконец, хочет от нее? Или она от него?!
Абсурдные бесконечные споры на повышенных тонах, более всего раздражавшие тем, что возникали подчас почти беспричинно, надоели Никите. Чтобы прекратить их, он сорвался на крик. «Раз и навсегда, — кричал, — запомни это!..» — что с Анивы он никуда не уедет, пока не кончит стройку, а она то смеялась над ним, то вдруг стала трясти чемоданами, демонстративно перекладывая его сорочки, галстуки, разную дребедень в одну сторону, свои вещи — в другую…
«Так и быть, — сказала ему примирительно, — потерплю до перекрытия, а там и дня не останусь».
«Вот и хорошо, — вздохнул он. — У тебя предостаточно времени, чтобы одуматься…»
«То же и я тебе хотела сказать».
Он сморозил в ответ какую-то чушь, глупость. Кажется, посоветовал пересыпать барахло нафталином и успокоиться на этом, но моль почему-то жрала не вещи, а их самих, их отношения. Последний скандал произошел месяца два назад. Он в самом деле надеялся, что Елена капризничает, надеялся, что пройдет эта блажь, но как-то так получилось, что они за это время и парой слов нормально не перекинулись. Они, конечно, разговаривали друг с другом, но сухо, как на официальных приемах, не признаваясь, что остыло, перегорело прежнее чувство. А может, зря они молчали?! Может, так и надо было сказать сразу: не получилось… Только ни Север, ни Анива тут ни при чем. Не хватало еще, чтобы она приревновала его к Анке. Это было бы глупо, унизительно для Елены. Так же, впрочем, как и то, что Елене всегда хочется быть первой, лучшей среди всех. Хочет отличиться, а не всегда может…
Из клуба все еще слышались песни. По голосу Никита узнал свою секретаршу Любу Евдокимову. Девчонка веселая, озорная, приехала на стройку из деревни в как-то сразу пришлась тут всем по душе. Лет ей семнадцать-восемнадцать или около того, но тянулась за старшими и выглядела взрослее. Сейчас она старательно выводила слова, — будто и хорошо, будто и искренне, но не было в ее голосе чего-то своего, сердечного — боли или страдания… Лишь желание пережить, откровенное подражание чужому чувству (как отголосок Анкиной боли) слышались Никите в ее голосе:
Подруги подхватывали за Любкой, и словно волна поднималась и ударялась о берег, неумолимо откатывалась назад, и след ее пропадал на песке.
тут снова птицей из стаи торопливо вырвалась вперед Любка, — а пожалуй, и не фальшивила, жила песней:
и недосказанное ею договаривал чуткий на девичье страдание хор:
Затихли последние звуки, и Никита ясно расслышал вдали шум водопада. Опять что-то невыразимо тревожное почудилось ему, хотя ничто не изменилось вокруг, только в клубе, где пели девчата, звеняще задрожало стекло — кто-то рынком прихлопнул там форточку. В эту ночь в Барахсане не спали многие. Пока рань, подумал Никита, надо сходить на Аниву. Днем там будет людское многоголосье, за гулом бульдозеров не услыхать Порога, и потом — уже никогда Анива не будет прежней, такой, как вчера или год назад… А было такое чувство, что вместе с Анивой все должно измениться в его жизни. Он понимал, что чувство это обманчиво, но оно было приятно ему, и не хотелось спешить, хотя холод уже пробирал его.
Он видел, как в домах напротив зажигались огни. Окно наискосок, на которое он время от времени посматривал — Анкино! — было темным, стекла отсвечивали черным глянцем. Приглядевшись, Никита наконец понял, что шторы в квартире раздвинуты и, значит, хозяйки нет дома… И, словно бы только это и нужно было узнать ему, Никита (теперь уже снова начальник штаба!) внимательно оглядел небо, на котором истаивал, тускнея, беспечный, равнодушный месяц.
Едва различимо чернели на горизонте сопки. Возможно, он и не видел их. Он просто знал, что обычно сопки видны отсюда, а сейчас там густо чернела сплошная полоса — то ли земля, то ли беззвездная закраина неба казалась такой черной. Утром оттуда мог наползти туман, мог подняться сырой, промозглый ветер, и низкая серая облачность оттуда же, из гнилого угла, могла закрыть желанное и короткое в сентябре солнце…
В эту книгу писателя Вячеслава Горбачева вошли его повести, посвященные молодежи. В какие бы трудные ситуации ни попадали герои книги, им присущи принципиальность, светлая вера в людей, в товарищество, в правду. Молодым людям, будь то Сергей Горобец и Алик Синько из повести «Испытание на молодость» или Любка — еще подросток — из повести, давшей название сборнику, не просто и не легко живется на земле, потому что жизнь для них только начинается, и начало это ознаменовано их первыми самостоятельными решениями, выбором между малодушием и стойкостью, между бесчестием и честью. Доверительный разговор автора с читателем, точность и ненавязчивость психологических решений позволяют писателю создать интересные, запоминающиеся образы.
Действие повести «Всего три дня», давшей название всей книге, происходит в наши дни в одном из гарнизонов Краснознаменного Туркестанского военного округа.Теме современной жизни армии посвящено и большинство рассказов, включенных в сборник. Все они, как и заглавная повесть, основаны на глубоком знании автором жизни, учебы и быта советских воинов.Настоящее издание — первая книга Валерия Бирюкова, выпускника Литературного института имени М. Горького при Союзе писателей СССР, посвятившего свое творчество военно-патриотической теме.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В повести «Тысяча и одна ночь» рассказывается о разоблачении провокатора царской охранки.
В книгу известного писателя Э. Сафонова вошли повести и рассказы, в которых автор как бы прослеживает жизнь целого поколения — детей войны. С первой автобиографической повести «В нашем доне фашист» в книге развертывается панорама непростых судеб «простых» людей — наших современников. Они действуют по совести, порою совершая ошибки, но в конечном счете убеждаясь в своей изначальной, дарованной им родной землей правоте, незыблемости высоких нравственных понятий, таких, как патриотизм, верность долгу, человеческой природе.
…Человеку по-настоящему интересен только человек. И автора куда больше романских соборов, готических колоколен и часовен привлекал многоугольник семейной жизни его гостеприимных французских хозяев.