За далью — даль - [18]

И вместе юношеский пыл.

Они как будто из-под спуда

Возникли — новый брать редут…

И что же — чудо иль не чудо, —

Дела идут не так уж худо —

И друг и недруг признают.

А если кто какой деталью

Смущен, так правде не во вред

Давайте спросим тетку Дарью —

Всего ценней ее ответ…

Но молвить к слову: на Днепре ли.

На Ангаре ль — в любых местах —

Я отмечал: народ добрее,

С самим собою мягче стал…

Я рад бывал, как доброй вести

Как знаку жданных перемен,

И шутке нынешней и песне,

Что дням минувшим не в пример.

Ах, песня в поле, — в самом деле

Ее не слышал я давно,

Уже казалось мне, что пели

Ее лишь где-нибудь в кино, —

Как вдруг от дальнего покоса

Возник в тиши вечеровой,

Воскресшей песни отголосок,

На нашей родине с тобой.

И на дороге, в темном поле,

Внезапно за душу схватив,

Мне грудь стеснил до сладкой боли

Тот грустный будто бы мотив…

Я эти малые приметы

Сравнил бы смело с целиной

И дерзким росчерком ракеты,

Что побывала за Луной…

За годом — год, за вехой — веха,

За полосою — полоса.

Нелегок путь.

Но ветер века —

Он в наши дует паруса.

Вступает правды власть святая

В свои могучие права,

Живет на свете, облетая

Материки и острова.

Она все подлинней и шире

В чреде земных надежд и гроз.

Мы — это мы сегодня в мире,

И в мире с нас

Не меньший спрос!

И высших нет для нас вселений —

Одно начертано огнем:

В большом и малом быть, как Ленин,

Свой ясный разум видеть в нем.

С ним сердцу нечего страшиться.

И в нашей книге золотой

Нет ни одной такой страницы,

Ни строчки, даже запятой,

Чтоб нашу славу притемнила,

Чтоб заслонила нашу честь.

Да, все, что с нами было, —

Было!

А то, что есть —

То с нами здесь!

И все от корки и до корки,

Что в книгу вписано вчера,

Все с нами — в силу поговорки

Насчет пера

И топора…

И правда дел — она на страже,

Ее никак не обойдешь,

Все налицо при ней — и даже

Когда молчанье — тоже ложь…

Кому другому, но поэту

Молчать потомки не дадут.

Его к суровому ответу

Особый вытребует суд.

Я не страшусь суда такого

И, может, жду его давно,

Пускай не мне еще то слово,

Что емче всех, сказать дано.

Мое — от сердца — не на ветер.

Оно в готовности любой:

Я жил, я был — за все на свете

Я отвечаю головой.

Нет выше долга, жарче страсти

Стоять на том

В труде любом!

Спасибо, Родина, за счастье

С тобою быть в пути твоем.

За новым трудным перевалом —

Вздохнуть

С тобою заодно.

И дальше в путь —

Большим иль малым,

Ах, самым малым —

Все равно!

Она моя — твоя победа,

Она моя — твоя печаль,

Как твой призыв:

Со мною следуй,

И обретай в пути,

И ведай

За далью — даль.

За далью — даль!

До новой дали

Пора!

Я словом этим начал

Мою дорожную тетрадь.

Теперь оно звучит иначе:

Пора и честь, пожалуй, знать.

Ах, эти длительные дали,

Дались они тебе спроста.

Читали — да. Но ждать устали:

Когда ж последняя верста.

А сколько дел, событий, судеб,

Людских печалей и побед

Вместилось в эти десять суток,

Что обратились в десять лет!

Все верно: в сроках не потрафил,

Но прошу высокий суд

Учесть, что мне особый график

Составлен был на весь маршрут.

И что касается охвата

Всего, что в памяти любой, —

Суди по правде, как солдата,

Что честно долг исполнил свой.

Он воевал не славы ради.

Рубеж не взял? И сам живой?

Не представляй его к награде,

Но знай — ему и завтра в бой.

А что в пути минули сроки —

И в том вины особой нет.

Мои герои все в дороге,

Да ты и сам не домосед.

Ты сам, читатель, эти дали

В пути проверил и постиг.

В своем бывалом чемодане

Держа порой и мой дневник.

Душа моя принять готова

Другой взыскательный упрек,

Что ткань бедна: редка основа,

Неровен бедный мой уток;

Что, может быть, не ярки краски

И не заманчив общий тон;

Что ни завязки,

Ни развязки —

Ни поначалу, ни потом…

Ах, сам любитель, я не скрою,

Чтоб с места ясен был вопрос —

С приезда главного героя

На новостройку иль в колхоз,

Где непорядков тьма и бездна,

Но прибыл с ним переворот,

И героиня в час приезда

Стоит случайно у ворот.

Он холост, или же в разводе,

Или с войны еще вдовец,

Или от злой жены беглец,

Иль академик — на подходе,

Хоть не заглядывай в конец.

Но сам лишен я этой хватки:

И совесть есть, и лень, прости,

В таком развернутом порядке

Плетень художества плести.

А потому и в книге этой —

Признаться, правды не тая, —

Того-другого — знанья нету,

Всего героев —

Ты да я,

Да мы с тобой.

Так песня спелась.

Но, может, в ней отозвались

Хоть как-нибудь наш труд и мысль,

И наша молодость и зрелость,

И эта даль,

И эта близь?

Что горько мне, что тяжко было

И что внушало прибыль сил,

С чем жизнь справляться торопила, —

Я всю сюда и заносил.

И неизменно в эту пору,

При всех изгибах бытия,

Я находил в тебе опору,

Мой друг и высший судия.

Я так обязан той подмоге

Великой — что там ни толкуй, —

Но и тебя не прочу в боги,

Лепить не буду новый культ.

Читатель, снизу или сверху

Ты за моей следишь строкой,

Ты тоже — всякий на поверку,

Бываешь — мало ли какой.

Да, ты и лучший друг надежный,

Наставник строгий и отец.

Но ты и льстец неосторожный,

И вредный, к случаю, квасец.

И крайним слабостям потатчик,

И на расправу больно скор.

И сам начетчик

И цитатчик,

И не судья,

А прокурор.

Беда бедой твой пыл бессонный.

Когда вдобавок ко всему

Еще и книжкой пенсионной

Ты обладаешь на дому.

Не одному бюро погоды

Спешишь ты всыпать поскорей,

Хоть на почтовые расходы

Идет полпенсии твоей.

Добра желаючи поэту,

Наставить пробуя меня,