За Черту - и Дальше - [3]

«Ни хрена я тебе не друг!» Билли потер шею, пытаясь снять ощущение сдавленности.

«Конечно, нет», ответил мужик. «Но спорю, что им станешь.»

Собаки глядели на Билли с тем же спокойным безразличием, что демонстрировал этот человек, словно были его знакомцами. Нелепая свора: тощая немецкая овчарка, приземистый колли со слезящимся правым глазом, полосатая борзая с оранжевыми глазами и кривой хромой лапой, короткопалый серый матт с широкой грудью, который, подумалось Билли, наверное, отвечал за басовитое ворчание. Ни одна собака, казалось, не стоила забот держать ее сытой и здоровой, и Билли подумал, что, наверное, этот мужик страдает от того же, от чего страдал его старый компаньон по бродяжничеству Тупой Джо, который пытался уговорить путевую обходчицу в Якиме выйти замуж за него и за его собаку.

Пара других вещей показались Билли такими же несуразными. Начать с того, что поезд мчал миль сорок в час, скорость достаточная, чтобы звуки разговора заглушить начисто, и, все-таки, они не вопили, а говорили нормальным голосом. И еще в вагоне стоял слабый желтый свет, наподобие тусклого освещения, что включают во время военного затемнения. Но источник света оставался непонятным.

Напуганный Билли заметил свое топорище на полу и схватил его. Колли вскочил на ноги и залаял, но громадный мужик успокоил его, и пес снова свернулся на полу с тремя остальными. Глупыш, поднявший было голову, вздохнул и снова положил ее Билли на колено.

«Что это за поезд?», потребовал ответа Билли, и мужик сказал:

«Можно, наверное, сказать, что мы заловили экспресс. Доедем прямо до места. Без остановок.»

«Прямо до места куда?»

«За черту», сказал мужик. «Тебе там понравится.»

Поезд начал поворачивать и в сильном лунном свете Билли увидел, что они движутся среди цепи снежных пиков, уходящих за горизонт, все с темной каймой вечнозеленых елей. Наверное, это Канадские Скалистые Горы?

«Сколько я был в отключке?», спросил Билли. «Где мы, к черту, находимся?»

«Минут десять-пятнадцать.» Мужик шевельнулся и собаки повернулся уши в его сторону и стрельнули глазами. «Кстати, меня зовут Писцинский. Люди зовут меня Пай.»

«Чепуха… десять минут… В десяти минутах от Кламат-Фоллса нету таких гор.»

«Конечно, есть», сказал мужик. «Ты здесь просто никогда не ездил.»

Билли обратил внимание на еще одну тревожащую штуку. В вагоне было тепло. Октябрьской ночью на такой высоте он должен был трястись, как мокрая кошка. Он сжался бы в своем плотном спальном мешке, накинув сверху одеяло и все равно бы мерз. Ужасная мысль, из тех, что обычно он гнал от себя после особенно крепкой пьянки, разрасталась в его голове, пуская корешки в каждую трещину, заменяя страх быть выброшенным на ходу из вагона другим более устрашающим душу страхом.

«Что здесь происходит?», спросил он. «Что со мной случилось?»

Мужик, казалось, оценивает Билли, прикидывая, каков он.

«Это что, моя печенка?», спросил Билли. «Печенка отказала? Кто-то раскроил мне голову? Что это?»

«Ты не мертвец, если говоришь об этом», сказал мужик. «Мертвым ты почти был. Живой — это то, что перед тобой.»

После всего выпитого вина и удара башкой мысли у Билли работали еще хуже обычного, и он начал смотреть на мужика, как на некоего духа-проводника, посланного эскортировать его к месту вечного мучения.

«Окей», сказал он. «Я слышал, что ты сказал. Но если я снова… если я снова окажусь в депо и смогу себя увидеть, то буду думать, что я мертвый, верно?»

«Кто, к черту, знает, что ты там подумаешь, после всего вина, что ты выхлестал.» Мужик спихнул задницу матта с полей своей шляпы и нахлобучил ее на голову — она была в ковбойском стиле из бежевой кожи с загнутыми спереди полями. «Почему бы тебе не поспать? Утром все станет гораздо яснее.»

Пол был мягче, чем любой из полов, на которых Билли путешествовал в товарняках — этот пол и тепло сделали приглашение поспать весьма соблазнительным. Но у него мелькнула мысль, что если он заснет, пробуждение окажется не радостным. «К черту сон!», сказал он. «Я хочу, чтобы ты сказал, что происходит!»

«Как хочешь, дружище. Но я на время закрою глаза.» Мужик повернулся на бок и принялся взбивать набитый одеждой мешок — один из трех, что у него был — превращая его в подушку. Он оглянулся на Билли и спросил: «Тебя как зовут?»

«Ты чертовски хорошо знаешь, как меня зовут! Тебя же сюда послали за мной!»

Мужик сморщился. «И все же как? Пепельный Айк? Хмырь из Филадельфии… как-нибудь вроде этого?»

И Билли ему сказал.

«Билли Пропащий», повторил мужик. «У тебя, конечно, правильная кликуха, если ты поехал на этом поезде.» Он улегся на подушку и опустил шляпу на глаза. «Может, завтра ты почувствуешь себя лучше и скажешь свое настоящее имя.»

x x x

Примерно через час, после того как большой мужик начал похрапывать, поезд вызмеился из гор и пошел по болотистой равнине, от которой в голове Билли всплыла иллюстрация из книжки-раскладки о динозаврах, которую полгода назад он нашел в мусорном баке в Сиэтле. Она представляла собой болото, протянувшееся от горизонта до горизонта. Тростник, трава, змеящиеся протоки, там и сям — клочки твердой почвы, на которых росли жутковатые с виду деревья. Гигантские стрекозы парили и сверкали на свету, зубастые амфибии высовывали из воды сморщенные рыла. Амфибии поболее брели вброд на задних лапах. На картинке было больше сорока разных видов динозавров — он сосчитал всех до единого. Убрать динозавров и стрекоз — и то, что останется, не будет слишком отличаться от залитой луной равнины, проносящейся перед глазами.