За чертой - [4]

потеряны и версты и года…

Не пожалеть, себя тоской не ранить,

легко забыть и вспомнить без труда,

и без дорог — к благоуханной Кане,

на Вифлеем — куда ведет звезда —

о, без труда — волной на океане

взлетев, упасть и не найти следа.

И все, что в прошлое, как звучный камень, канет,

воспоминания подымут невода,

а жизнь дразнить и злить не перестанет,

и кончить жизнь не стоило б труда, —

но слаще длить в пленительном обмане,

что на ладони каждая звезда,

что мы кочующие в мире, как цыгане, —

на всех планетах строим города —

и смотрит большеглазый марсианин,

как в небе сумрачном сгорает знойно та,

где воды голубые в океане

и облачные к полюсам стада,

где осенью туманы и в тумане

теряются и версты и года…

1926 «Своими путями». 1926. № 12–13

Дни, как листья

Т. Н. У.

Дни, как листья, в зыбком хороводе,

страшный миг — он так обычно прост!

Знаю я, что из-под ног уходит

самая прекрасная из звезд…

В эту грусть, совсем и без возврата

обреченный падать в пустоту,

принимаю сладостно и свято

каждую земную красоту.

И в апреле — всех нежней и проще —

я слежу, мечтатель и поэт,

как блаженно увядают рощи

тридцати благословенных лет.

И, как плод, что зрелость долу клонит,

тяжелею в сладостном бреду,

и последней в кроткие ладони

жизнь мою и смерть мою кладу.

О, теперь, когда не так уж просто

слушать мне согласный стук сердец,

возношу и вознесу, как звезды,

женщину — начало и конец!

Голосам непозабытых внемлю —

(никогда мне их не обнимать!) —

И прославлю трисвятую землю

как Сестру, любовницу и Мать.

Славлю жизнь, и жизни сердце радо,

страшный миг, — он так обычно прост, —

в пустоту уходит без возврата

самая прекрасная из звезд…

1926 «Перезвоны». 1926. № 18

Полет

А. Л. Бему

Как на костре, мечты дремоту жгли,

отец будил и поднял на рассвете…

Над морем шел волной упругой ветер,

и перья крыл гудели, как шмели.

Легко взнесли прочь от земли рули,

крича, внизу бежали стайкой дети,

день вырастал в торжественном расцвете,

а горы сизые снижались и ползли.

Крит падал в море дымный, как опал,

казалось солнце близким и косматым…

Отец внизу встревоженно кричал, —

но трудно быть покорным и крылатым…

…Был вечер тих, как мальчик виноватый,

на берег родины вступал один Дайдал.

1927 «Воля России». 1927. № 3

Видение

«Парфянская в ноге открылась рана.

Покинув двор и сплетни при дворе,

я жил в глуши, в прадедовской норе,

и не ушел с войсками Юлиана.

Мечтой был с ним. И вот в томленьи странном

прогуливался как-то на заре.

Вел раб меня, мы сели на горе.

Над морем тлели тонкие туманы.

Клянусь Луной — то было не во сне:

косматый фавн бежал, рыдая, мимо!

Раб закричал, крик передался мне,

и фавн исчез, как бы растаяв дымом,

и только эхо, не устав звенеть,

сказало нам, что пали боги Рима…»

1927 «Воля России». 1927. № 3

В бистро

Не знали мы, кто в споре утвержден,

над Францией какое взвеет знамя —

и вот в бистро, между двумя глотками,

сказал матрос, что мертв Наполеон.

Затихли все. Лишь английский шпион

тост предложил своей случайной даме

за короля, что нынче правит нами,

рукой врага вернув наследный трон.

И — всем в укор — была соблюдена

гулящей девкой память славы нашей:

в лицо шпиону плюнула она,

на гнев растерянный не обернулась даже

и вышла вон. И в окна со двора

к нам донеслось, как эхо, — Ça ira…

1927 «Воля России». 1927. № 3

Дуэль

Еще рассвет из труб не вышел дымом,

спал Петербург — в норе осенней крот, —

скрипя ушли полозья от ворот —

и вот вся жизнь — как эти окна — мимо.

Нельзя простить, нельзя судить любимой —

всему ль виной гвардейца наглый рот?

Ведь в первый раз ее душа поет,

а в первый раз поет неодолимо.

Но как ему — какой рукой гиганта —

клубок сует распутать и поднять?..

…И подошла шагами секунданта,

и в сердце смертная затихла благодать…

…И вдруг припомнил — по созвучью — Данта

и пожалел, что стих не записать…

1927 «Воля России». 1927. № 3

В изгнаньи

Утонет солнце, расплескав залив,

жар не томит тучнеющее тело,

и он глядит, как доит коз Марчелла,

литые руки смугло обнажив,

и шутит с ней. И даже с ней — учтив,

ее кувшин несет отяжелелый,

тугих грудей коснется мыслью смелой

и вспомнит все, тревогу оживив…

О, Дон Жуан! Припав на эту грудь,

тебе ль себя предать и обмануть,

несытый зной бросать в послушном теле,

и услыхать — перевернулся мир! —

Не командор идет на званый пир,

а Лепорелло крадется к Марчелле…

1927 «Воля России». 1927. № 3

Планетарит

И. И. Фриш-фон-Тидеману

1

Даже молоту нужен размах.

Даже птице — колос в полях, —

Скудеет Земля,

                              Земля тесна,

Остается одно —

                              — вышина…

Эй, человек.

                       Новый нужен предел

Для Колумбовых Каравел.

2

Три раза в ночь просыпалась жена.

Подходила к дверям в кабинет:

               — тишина —

                                       — свет…

Стучала —

                        ответа нет…

Третью ночь не ложится в постель

Мистер Форд — не далеко цель.

Задыхается мысль —

                                    — паровоз в ходу —

Задыхается трубка во рту,

Строятся формулы в длинный хвост: —

Как по мирам перекинуть мост?

Счета и расчеты, и снова счет.

Что на пытке сжимается рот,

В голове не мозги —

                               — динамит —

Зазевался —

                           и все взлетит.

Два,

            три,