За ценой не постоим - [16]

— В чем дело, старшина? — спросил Трифонов, стараясь выглядеть таким же спокойным, как комвзвода.

Медведев отпустил бойца, который сполз на дно окопа, нервно вздрагивая, и повернулся к Николаю.

— Эти четверо были в секрете, Зинченко — старший. — Медведев поморщился. — Говорят: на них вышли немцы, начали стрелять… Как оказались здесь, не помнят, где командир, не знают.

— Понятно, — кивнул Трифонов и, чувствуя холодок в груди, расстегнул кобуру и вытащил наган. — Сдать оружие.

Красноармейцы переглянулись, затем, как один, повернулись к старшине.

— Выполнять, — тихо подтвердил Медведев.

— Товарищ старшина… — начал было один.

— Лучше ничего не говори, — предупредил командир.

Четверо молча поставили «трехлинейки» к стенке.

— Подсумки и гранаты, — приказал Трифонов.

— Кто идет? — внезапно окликнул второй номер пулеметного расчета, загоняя патрон в патронник.

— Кто-кто… Дед Пихто с конем в пальто! — донеслось из-за бруствера. — Ты мне там еще пощелкай!

— Зинченко! — Медведев, что мгновение назад был страшнее зверя, расплылся в улыбке.

— Нет, тень отца Гамлета! — В окоп с лязгом соскочил высокий, худой сержант, похожий на умного грача. — Товарищ старшина, тут мои оболтусы не прибегали?

Наполовину еврей, наполовину украинец, до войны Зинченко работал в строительном тресте и, по его словам, был прославлен как самый аккуратный и честный бригадир на всю область. В аккуратность Трифонов, видевший, как подготовлены позиции второго отделения, верил, в честность поверить не мог — уж больно хитрый взгляд был у сержанта. Даже сейчас — мокрый, облепленный грязью, с трофейными автоматом и винтовкой на плече, он смотрел, словно кот, стянувший со стола что-то вкусное.

— Прибегали, — ответил Трифонов, чувствуя какой-то подвох.

— Здравия желаю, товарищ политрук, — вытянулся Зинченко, словно только сейчас заметил Николая. — Я им приказал отходить, а сам пошел барахлишко собрать.

Он тряхнул трофеями.

— Да ну? — нехорошо удивился политрук, опустив тем не менее револьвер. — А что это они нам ничего не сказали?

— Испугались, наверное. У вас с наганом такой грозный вид, товарищ политрук, — нагло ответил сержант.

— Это уж пусть Особый отдел разбирается, — ласково сказал Николай, убирая оружие в кобуру.

Он тоже не любил Зинченко, но сейчас выяснять отношения не собирался. Трифонов выразительно посмотрел на старшину, и тот, кивнув, повернулся к командиру отделения.

— Докладывай, — приказал Медведев.

— Минут двадцать назад обнаружили немецкую разведку, — уже серьезно заговорил сержант, — вышли из балочки, я о ней докладывал, как раз перед нашей позицией. Я говорил, что место неудачное…

— Я помню, продолжай, — резко сказал старшина.

— Шесть человек, кажется, точно не скажу, — уловив металл в голосе командира, Зинченко заговорил, на удивление, по-деловому. — Шли прямо на нас, в темноте не разобрать. Подпустили их метров на двадцать, чтобы наверняка, открыли огонь. Они залегли, начали отстреливаться. Одного мы, кажется, повалили сразу.

— Дальше, — приказал Трифонов.

Зинченко исподлобья взглянул на политрука и продолжил:

— Они начали отстреливаться. Я бросил две гранаты, и немцы отошли. Я тоже приказал своим уходить, а сам пополз посмотреть, что там.

«Врет», — подумал Трифонов. Он прибежал сюда через несколько минут после взрыва — за это время добраться от кустов, где располагался окоп с секретом, было невозможно. Зинченко покрывал своих, и только тут Николай понял, в какую ловушку загнал сам себя, решив не отправлять Коптяева в Особый отдел. Теперь, если он решит передать особисту этих трусов, история с «болезнью» тоже всплывет и спрашивать будут уже с него. Политрук скрипнул зубами — Гольдберг был прав, одно послабление тянет за собой другое, и все летит к чертям.

— Одного мы уложили на месте, — продолжал тем временем Зинченко. — И двух или трех зацепили, но немцы их утащили — кровищи там было море. Я по следу немного прополз — вот, винтовку подобрал, а с убитого — автомат, сумку, документы, вот, вынул…

Он протянул старшине сумку и немецкое удостоверение, Медведев передал маленькую книжку политруку. Познания Николая в немецком были весьма скромными, но их хватило, чтобы прочесть: «фельдфебель». Трифонову не нравился хитрый сержант, но нельзя было не отдать ему должное:

— Вы уложили их командира, товарищ сержант, — сказал Трифонов, складывая книжку и засовывая ее в сумку. — Вот они и сбежали. Объявляю вам благодарность.

— Служу трудовому народу. — Зинченко поднял руку к шапке, но «смирно» вставать не стал.

— Виткасин, — повернулся к связному политрук, — бери сумку, оружие и давай обратно на командный пункт. Доложишь: секрет вступил в бой с немецкой разведкой, один немец убит, с нашей стороны потерь нет. Немца убил сержант Зинченко, оружие захватил он же.

— Есть! — Боец легко вскинул на плечо трофейное оружие и сумку и, выбравшись из окопа, побежал обратно.

— Старшина, до выяснения всех обстоятельств этих четверых — под стражу, — приказал Николай. — Отведи в рощу и приставь часового.

Медведев хмуро посмотрел на беглецов. В его взводе было двадцать пять человек, теперь четверо выводились как арестованные, да пятый — охрана при них. Старшина хотел было сказать об этом Трифонову, но, вспомнив, что сегодня для него уже сделали одну поблажку, раздумал. Положение казалось безвыходным, беглецов увели в рощу, и комвзвода надеялся только, что им не придет в голову сбежать. Проводив взглядом арестованных, Медведев повернулся к сержанту: