Южный ветер - [63]

Пока она говорила, епископ приглядывался к ней, стараясь восстановить по лицу этой женщины смутно памятные ему детские черты. Однако от них не осталось уже и следа. Теперь он понимал, что имел в виду Кит, называя её «штучным изделием». В ней присутствовало нечто ясно очерченное, не то чтобы резкое, но отзывающееся твёрдостью. Она определённо была личностью — и незаурядной. Черты её лица красноречиво свидетельствовали о пережитом. В них отчеканилась своего рода жёсткая сноровистость. Но поверх этой маски спокойной уверенности в себе напечатлелось что-то иное — явственные следы недавней тревоги. Глаза у неё были почти такие, как если б она недавно плакала. Тем не менее, она прекрасно изображала весёлость, называя его Томми, как в давние дни.

Просто небольшая мигрень. Этот сирокко. Когда он дует на свой обычный манер, от него уже не знаешь, куда деваться. А повисая в бездыханном воздухе, он становится совсем нестерпимым. Мистер Эймз как-то назвал его plumbeus Auster.[29] Это означает «свинцовый», верно? В той или иной мере от мигрени страдают все.

Говорила ли она правду? Епископ решил, что мигрень у неё была, и что южный ветер определённо невыносим. И всё же он подозревал, что она прибегла к широко распространённой уловке — сказала правду, но не всю и возможно даже не главную её часть. Что-то она утаивала.

— Ты эти розы в последние дни совсем забросила, — сказал он, заметив оставшиеся незамененными цветы, усыпавшие стол лепестками. — Когда я сидел здесь один пару дней назад, они были такие свежие.

— Какой опасный ты человек, Томми, всё замечаешь. Сначала проник в тайну моей мигрени, теперь вот цветы! С тобой нужно держать ухо востро. Не хочешь взглянуть на мой обрыв и сообщить мне, всё ли с ним в порядке? Полагаю, ты слышал о той французской старушке? Под конец она, знаешь ли, относилась к нему с полным неодобрением. Как вернёмся, выпьем чаю. А потом ты, возможно, объяснишь мне, что не в порядке с моим ребёнком!

— Это я могу сказать, не глядя. У малыша режутся зубки.

— Умничка! Хотя на самом деле ничего подобного. Я это выдумала, чтобы как-то извиниться перед милейшей Герцогиней.

Они поднялись по небольшому склону и оказались лицом к лицу с морем, над головокружительно отвесной стеной. При их приближении с края обрыва, зашуршав крыльями, сорвался и безумно поплыл над бездной сокол. Следя за его полётом, епископ вдруг ощутил пустоту в животе. Тьма качнулась перед глазами, небо и море слились, он попирал ногами воздух. Не тратя времени, епископ опустился на землю.

— Ни дюймом ближе! — объявил он. — Даже за тысячу фунтов. Если ты ещё раз пройдёшься вдоль кромки, мне придётся смотреть в другую сторону. От этого зрелища у меня внутри становится пусто.

— А я никакого головокружения не ощущаю, — рассмеялась она. — Был один юноша, англичанин, он прыгнул отсюда на пари, — тебе не рассказывали? Тела так и не нашли. Хорошее место, чтобы броситься вниз, верно?

Похоже, она всерьёз обдумывала эту идею.

— Ну так что? — требовательно спросила она. — Обнаружил ты в моём обрыве какие-нибудь недостатки?

— Обнаружил. Его необходимо огородить. Он опасен. Каким искушением должен быть этот обрыв для всякого, кто хочет избавиться от врага! — и епископ со смехом добавил: — Здесь это можно сделать так просто.

— Действительно, удобно. Меня такая мысль как-то не посещала…

Эти и иные её слова мелькали той ночью в голове лежавшего в постели мистера Херда. Он пришёл к заключению, что не до конца разобрался в кузине. Вправду ли что-то тяготило её? И что мог означать внезапно заданный ею загадочный вопрос:

— Томми, тебе что-нибудь известно о наших законах насчёт внебрачных детей?

— Ничего, — ответил он, — кроме того, что они — позор для цивилизованной страны. Но это известно каждому.

Похоже ответ её разочаровал. Возможно она не очень ему доверяет. Эта мысль причинила мистеру Херду лёгкую боль. Недоверия её он ничем не заслужил. Сам он был человеком прямым и открытым и в других ценил эти качества.

Но какой смысл размышлять об этом? Он знал о кузине мучительно мало — обрывки сведений, добытые из писем, полученных им от матери. Через день или два он снова заглянет к ней, чтобы окончательно договориться об отъезде в Англию. Возможно, он был сегодня бестолковей обычного. Или всему виной южный ветер?

Ни одно из этих объяснений не показалось ему достаточно убедительным.

ГЛАВА XVIII

Решительно ничего не происходило. Впервые за многие годы непентинскому сезону грозил провал. Такой унылой весны остров ещё не знал. И это при том, что в окутавшей Непенте гнетущей атмосфере чуялось нечто, грозившее потрясениями. Все сходились во мнении, что так тягостно здесь до сей поры не бывало. Но пока оставалось только позёвывать. Людей цепенила скука. Несчастные два ограбления вряд ли можно было счесть сносным материалом для пересудов. Как и пустяковое несчастье, приключившееся с мистером Китом, сокрушённо уверявшем, будто он сделал это нарочно, чтобы как-то оживить обстановку. Подобные уверения вряд ли могли кого-нибудь обмануть, поскольку само несчастье характер имело постыдный и даже смешной.