Южный Урал, № 2–3 - [49]

Семнадцать лет стоит на своем посту у магнитогорских домен мастер Переверзев, и столько же лет дает магнитогорский чугун мастер Шатилин.

Эти люди зажигали доменные печи Магнитки и в годы первой пятилетки, и в суровые годы Отечественной войны. Это они писали товарищу Сталину в 1932 году письмо, обязуясь в короткий срок освоить технику первой домны-уникум. Это они писали товарищу Сталину в годы войны, рапортуя о пуске и освоении новых крупнейших в Европе доменных печей. Товарищ Сталин отвечал на их письма, он поздравлял с победой, теплым отеческим словом подбадривал и звал вперед к достижению новых побед.

В аппаратной доменной печи № 5 к стене прикреплена мемориальная доска, на которой навечно запечатлена поздравительная телеграмма товарища Сталина. Это было в разгар войны, в дни самых ожесточенных битв под Сталинградом. Именно в эти суровые морозные декабрьские дни Переверзев, Шатилин, Савичев и другие герои тыла задували сверхмощную, построенную военными темпами, доменную печь. И как награда победителям, как признание их великих заслуг перед Родиной прозвучали горячие слова сталинского приветствия, слова, отлитые сейчас в чугуне.

«Горячо приветствую вас и поздравляю с пуском самой мощной в СССР доменной печи. Своей успешной работой вы на деле показали прочность советского тыла и его способность не только обеспечивать нужды славной Красной Армии всеми видами вооружения и боеприпасами, но и в исключительно короткий срок создавать новые производственные мощности. В этом залог великой победы над немецко-фашистскими захватчиками. Желаю вам, товарищи магнитогорцы, новых успехов в вашей работе. Сталин».

И вот вновь собрались доменщики обсудить письмо товарищу Сталину.

Шатилин сидит на самом краю скамьи и, облокотившись на перила, сосредоточенно слушает, только черные глаза его горят, выдавая внутреннее волнение человека, который всегда спокоен среди огня и потоков расплавленного металла.

Хабаров немного приподнялся даже, и вся его поза выражала напряженное ожидание и сдерживаемую радость. Горновой Пащенко стоял у окна, опираясь одной рукой о подоконник, а в другой, полусогнутой руке он держал потухшую, как видно, папироску, забыв о ней и обо всем на свете.

За столом, покрытым кумачом, сидел Николай Савичев.

Письмо читал Корнилов. Читал сначала спокойно, внятно, стараясь, чтобы каждое слово было услышано.

— «Дорогой Иосиф Виссарионович, — читал Корнилов. — Коллектив Магнитогорского металлургического комбината успешно завершил государственный план 1948 года по всему металлургическому циклу.

Комбинат в 1948 году досрочно выполнил годовой план и дал значительный прирост производства металла, по сравнению с 1947 годом. Производительность в 1948 году возросла на 8,2 процента и превысила довоенную производительность труда на 16,8 процента.

За 1948 год комбинат дал сверхплановое снижение себестоимости свыше 58 миллионов рублей.

Этих успехов наш коллектив добился благодаря Вашей постоянной заботе о развитии металлургической промышленности…»

Чем дальше читал Корнилов, тем взволнованней становился его голос, и, прочитав слова: «Мы берем на себя следующие обязательства», он остановился, обвел глазами собрание и торжественно, как клятву, громко продолжал:

«1. Выдать сверх плана чугуна 60 тысяч тонн, стали 80 тысяч тонн, проката 40 тысяч тонн.

2. Дать сверхплановой прибыли 45 миллионов рублей…»

И снова Корнилов остановился и обвел глазами собравшихся, но никто не проронил ни слова, стояла все та же торжественная тишина.

«Заверяем Вас, дорогой Иосиф Виссарионович, — читал Корнилов, — что не пожалеем своих сил для перевыполнения заданий послевоенной сталинской пятилетки. Принятые на себя обязательства выполним с честью.

Со всей большевистской настойчивостью мы будем бороться за строжайший режим экономии, за культурные социалистические методы хозяйствования.

Пусть каждый сэкономленный государственный рубль пойдет на ускорение темпов социалистического строительства!

От всей души благодарим Вас, Иосиф Виссарионович, за Вашу заботу о советских людях, за Ваше повседневное внимание и помощь, оказываемую уральцам. Желаем Вам долгих лет жизни и доброго здоровья на благо трудящихся нашей страны и всего передового человечества».

Словно какая-то неведомая сила сорвала всех со своих мест, и грохот аплодисментов покрыл последние слова. Корнилов несколько раз пытался продолжать, но не мог. Сквозь грохот аплодисментов донесся его голос:

— Да здравствует товарищ Сталин!

И когда установилась тишина, Савичев сказал:

— Товарищи, здесь записаны обязательства всего комбината, значит, каждого из нас. Поэтому, я думаю, что каждый должен поставить свою подпись под этим письмом.

— Верно! Правильно, Николай Ильич! Все подпишем! — раздались со всех сторон голоса.

— Разрешите мне первому подписать, товарищи? — продолжал Савичев. — Но прежде, чем поставить свою подпись, я хотел бы сказать два слова. Я родился и вырос здесь — в станице Магнитной. Сейчас уже нет этой станицы — на ее месте разлился заводской пруд, на берегу которого стоит наш город. Мы называем наш город Магнитогорском. Может быть, это и правильно с точки зрения географии. Но я думаю, что правильнее было бы назвать наш город — городом Сталина. Все, что мы имеем сейчас, все что нас окружает — все это связано с его именем, с его идеями, с его мыслью. Я ставлю свою подпись под письмом товарищу Сталину и обязуюсь со своей бригадой выплавить сверх плана пять тысяч тонн самого дешевого в Советском Союзе чугуна. Вызываю на соревнование бригаду мастера Шатилина.