Южный Крест - [7]

Прошло некоторое время, и оно не принесло ничего дурного. Мои предчувствия стали мало-помалу отпускать меня.

Однажды, в самом начале осени, мы бродили с Леной в лесу. Вечерело. Было тепло и очень тихо. Нежная тишина с легким шуршанием листьев разлилась вокруг. По ветру летали прозрачные паутинки, темнело и тонкая печаль напоила медом едва зазолотившийся лес. Мы шли, ничем не тревожа чудный мир. Мы только смотрели вокруг. Так безъязыко все: воздух, глубина сумерек, тонкие травы, тишина и долгий покой высоких деревьев. Но так полно что: сам мир или наши чувства об этом мире?

Лена тихо шла рядом, и я радовался, что она умеет чувствовать настроение. Я обнял ее и осторожно поцеловал. Листик упал за ее воротник. На вечернем серебристом небе прямо над сосной легко засияла звезда. Закрыв глаза, я опустил лицо в пушистые волосы моей подруги. Я вдыхал ее запах, и сердце мое дрожало от нежности. Она прижалась ко мне и долго молчала. Потом сказала:

— Вадик, тебе надо поговорить с твоей мамой — наша прописка истекает.

— …М-м-м… ты, Леночка, говорила уже… — отозвался я и медленно пошел вперед.

— Так что же? — она подошла и с беспокойством заглянула мне в лицо.

— Понимаешь, она сказала, что больше продлевать не надо…

— Я так и знала — я чувствовала! — воскликнула Лена и грубо поддала ногой ветку.

Я вдруг ощутил, что вокруг, оказывается, мрачно и сыро. И почти ночь. К тому же недалеко и до поздней осени. С веток капала какая-то влага, я машинально застегнул верхнюю пуговицу. Поколебавшись, наугад, повернул в сторону дома, с трудом различая теряющуюся во мраке дорожку.

Некоторое время Лена шла сзади, как вдруг дернула меня за пальто и, вцепившись в него, заговорила:

— Что ты молчишь?! Ты ласковый, ты тихоня. И мамочка тоже добрая, золотая душа! А, знаешь, что я тебе скажу: она нас остерегается!

— Перестань!

— Да, да, остерегается. Она сидела-сидела и подсчитала, что ей прописывать нас не выгодно, а вдруг мы надумаем тут совсем остаться. Раньше-то мы не замечали, а теперь с пропиской и всплыло! — шептала она исступленно.

— Зачем ты так! Не надо быть злой.

— Покрываешь ее? Надо было ожидать, ах я дура!

Я молчал не находя слов, а она распалялась:

— Ты мне не веришь, мамочка всегда права, ну так слушай: она от нас вещи прячет!

— Хватит!

— Нет, нет, когда мы гостей на день рождения позвали, мне салат надо было забелить. А у мамы эти вечные запасы — разложит, запрячет — банка майонеза в глубине холодильника стояла. Я ее вытащила, а нож консервный на веранде лежал. Я пошла туда, а когда вернулась, банки-то и нет. И мама тут крутится, что-то моет. Я: "Ирина Александровна, я хотела майонез в салат попросить". А она: "Нет, Леночка, я дать не могу, он мне скоро понадобится". — "Как же быть, ведь сметаны нет?" — "Не обязательно салат". — "Так ведь я уже нарезала…" А она не ответила и ушла с кухни. — Лена победоносно посмотрела на меня. — Я еще и другое скажу. У мамы в тумбе пластинки стоят, знаешь? Меня на танцульки попросили музыку подобрать, я все пластинки перерыла, и мы несколько с собой забрали, помнишь? А потом было поздно, мы их в гостях забыли. Мама наутро спросила так вкрадчиво, где это пластинки ее. Я сказала, что в городе, и скоро, через пару дней, привезу. Как она посмотрела на меня, ты бы видел!

— Тебе показалось! Вообще это жлобство какое-то.

— Ах так! — Лена рассмеялась холодным смехом, — пошли, пошли быстрее!

Она потащила меня к дому. В окнах не было света, мама, наверное, пошла к соседке попить чаю. Лена влетела в гостиную и, открыв тумбу под телевизором, вытащила кипу пластинок:

— Гляди, видишь?

В уголках с обратной стороны стояли маленькие номера.

— Она все пластинки с того дня пронумеровала и к себе в тетрадку записала — чтобы я не украла!

Я не верил своим глазам.

— Вот тебе — ангел-мамочка! Ну, кто здесь жлоб?! Я не удивляюсь намекам, чтобы мы отсюда выметались. Знает ведь, что без прописки долго не продержишься! Делай что хочешь, решай сам — в конце концов у тебя такая родня! — бросила мне Лена презрительно, схватила сумочку и крикнула через плечо: — Я к Нинке на Петроградскую, приеду завтра!

Назавтра, когда я был на работе, Лена вернулась домой. Чутко прислушиваясь к звукам из комнаты свекрови, она поставила чайник и принялась намазывать бутерброд. Не прошло и нескольких минут, как дверь отворилась и на пороге бесшумно возникла Ирина Александровна, подтянутая, с красиво уложенными серебристыми волосами и радушной улыбкой.

— Леночка, здравствуйте! Вернулись?

— Здравствуйте, Ирина Александровна! Да… захотелось подругу навестить… Я давно собиралась, да как-то руки не доходили.

— И правильно! Вы всегда так делайте, — медленно сказала Ирина Александровна, отвернувшись к плите. Что-то в ее тоне заставило Лену поднять голову и осторожно посмотреть в спину свекрови.

— Вас не затруднит сходить за молоком? — продолжала Ирина Александровна мягко. — Вадик любит на ночь выпить горячего молочка, когда уснуть не может. В последнее время он спит плохо — круги под глазами, осунулся весь.

Лена смотрела, как Ирина Александровна моет посуду, и казалось, что это олень, стоя на освещенной опушке, поводит чутко торчащими ушами, стараясь уловить еле слышные звуки и шорохи.