Южноуральцы в боях и труде - [22]

Весной в пищу пошла крапива, березовый сок. Ввиду отсутствия лошадей и техники, орудия с позиции на позиции таскали на себе, боеприпасы и раненых — тоже. И это по топям-то, по болотам.

В апреле 1942 г. Волховский фронт был преобразован в Волховскую оперативную группу с подчинением Ленинградскому фронту, но положение не улучшилось. Нам стали сбрасывать листовки, в них говорилось: «Стойко сражайтесь до конца!». Сообщалось, что вся страна идет на помощь. Однако обстановка ухудшалась. Фашисты бросили против нас свежие части, активно действовала их авиация.

25 мая был получен приказ на отход частей к Мясному Бору, а далее на Большую землю. Коридор же был закрыт. Размеры «мешка» сократились. Кроме воинских частей, здесь оказалось много гражданского населения, бродили дети, женщины, старики, просили хлеба, но мы сами были без пищи. По местам скопления людей фашисты вели артиллерийско-минометный огонь. Каждый участок земли был у них пристрелян.

Круглосуточно бомбила авиация. После бомбежек и обстрелов на месте леса, среди сплошных болот, оставались расщепленные пни.

Начали отводить мирных жителей и раненых к Мясному Бору. Мы же обороняли Финев Луг и Роговку. Немцы захватили последнюю посадочную площадку самолетов, слева шла многочасовая рукопашная схватка, в которой участвовали с обеих сторон тысячи солдат.

Фашисты угрожали захватом Роговки, и мы отошли к водокачке, а затем к Новой Керести. Комиссар 1100 полка просил огонька, но у нас остались последние снаряды на крайний случай.

Нам удалось подключиться к телефонной связи. В то время начальник штаба армии вел разговор с командиром 19 гв. дивизии, указывая пути отхода. Это помогло нам сориентироваться, и мы пошли к узкоколейной дороге. Но паровоз и вагоны были выведены из строя, все снаряжение мы тащили на себе».

Вскоре у Мясного Бора среди сплошных болот сосредоточилась вся 2 Ударная армия. Но выход был закрыт.

10 июня нашим командованием к Мясному Бору были подтянуты 3 воинских соединения. Бои продолжались целый день, но прорвать оборону противника советские войска не смогли.

Наконец, 19 июня советские воины опрокинули фашистов, пробили коридор шириной 300 метров и, пройдя 5 км вглубь, соединились с частями 2 Ударной армии. Начался вывод из «мешка» мирных жителей и раненых. Следом выходили части армии. Люди шли сквозь сплошной кинжальный артиллерийский, минометный, пулеметно-автоматный огонь.

К вечеру 24 мая фашисты снова замкнули «мешок». К утру коридор опять пробили и закрепили позициями танков с обеих сторон. Утром 25 мая продолжался вывод окруженных частей. Противник прямой наводкой вел огонь по нашим танкам и солдатам. К вечеру немцы окончательно закрыли коридор.

На северо-западе от Мясного Бора наступила тишина. Но выход из окружения наших солдат продолжался и позднее. Выходили поодиночке и группами, самостоятельно и с помощью партизан. У Старой Руссы выходили даже в середине августа.

После окончания войны в районе бывшего «Коридора смерти» было собрано около 800 кг гильз с каждой пулеметной точки.

Теперь настало время поведать о героическом подвиге 47 лыжного батальона.

Вспоминает Сергей Кузьмич Мальцев: «Командиром батальона был Александр Акимович Ерастов, комиссаром — Федор Ильич Фомин. По прибытии под Тихвин в начале ноября 1941 г. наш батальон принимал участие в прорыве 25 кав. дивизии в тыл противника… Мы прикрывали ее фланги, а также преследовали отступающего противника. После этой операции батальон стоял в обороне у Грузино. В январе получили задачу занять плацдарм на зап. берегу Волхова. Стояла холодная погода, снег лежал метровым слоем, идти было трудно. Двигались к деревне Зелецы, между деревьями и кустарником, но стоило выйти на опушку леса, как противник обнаружил нас и открыл шквальный огонь. Наступление сорвалось.

Только в марте 1942 г. удалось захватить плацдарм площадью в 2 кв. километра. Наш передний край был в 80 метрах от железной дороги Чудово — Кириши, находившейся в руках фашистов. Они никак не хотели мириться с таким близким соседством, но в течение зимы не смогли сломить оборону батальона, который имел прочную связь с тылами дивизии.

Фашисты выжидали, когда наступит ледоход, чтобы опрокинуть лыжников в свирепую стихию буйного Волхова. А Волхов весной действительно грозен. Из-под Новгорода сюда немецкое командование перебросило полк испанской дивизии.

Мы удерживали оборону и выполняли другие задачи: вели разведку, добывали «языков». В одной операции по захвату «языка» я участвовал вместе с земляком Евгением Зориным. Задание выполнили, пленного доставили в штаб, но при возвращении оба были ранены. Меня направили в госпиталь. По излечении возвратился в свой пулеметный взвод.

Защитники плацдарма на зап. берегу Волхова не могли тогда знать, что почти всем им осталось жить совсем недолго, что их судьба — погибнуть, героически, не сделав шага назад с плацдарма. Не могли знать, что живыми останутся лишь те раненые, кого отправят на катере за 2 суток до полной гибели батальона. Только они расскажут нам о последних днях «плацдарма Ерастова».

21 апреля на р. Волхов начался ледолом. 30 апреля на наш дозор вышел немецкий перебежчик, сообщивший, что фашисты готовятся к ликвидации плацдарма. Комбат приказал мне доставить в штаб дивизии пленного. На единственной лодке нас переправили через Волхов. Я сдал пленного в штаб и возвратился назад к реке. В это время услышал канонаду, взрывы и пулеметно-автоматные очереди. Понял, что фашисты перешли в наступление. На плацдарме шел бой. Попросил начальника береговой охраны перевезти меня туда. Он выделил мне бойца, и мы поплыли на лодке. Примерно на середине реки в лодку ударила мина, но не разорвалась, а расколола посудину, и мы покинули ее. Я поплыл к островку. Выбравшись, разулся, снял шинель и поплыл дальше. Плыть было трудно, течение относило в сторону, холодная вода сковывала движения рук и ног. Несколько раз уходил под воду с головой, но, прилагая неимоверные усилия, всплывал. Постепенно силы оставили меня, и я начал звать на помощь.