Юта Бондаровская - [2]
— Откуда вы знаете? — недоверчиво спросила Юта.
— Земля слухом полнится, — загадочно ответил Николай и прищурился, — люди говорят… а может, они перепутали что? Тогда я пойду…
— Нет, нет, не уходите, пожалуйста, — горячо сказала Юта, — люди ничего не перепутали!
В стороне хрустнула ветка. Словно кто-то громко разгрыз сухарь. Юта испуганно схватила Николая за руку.
— Ничего, — успокоительно сказал Сахаров. Он приподнялся и протяжно квакнул: будто сонную лягушку потревожили в камышах. — Так вот какое дело. Нужно срочно передать Павлу Ивановичу записку, и чтоб ни одна душа не знала, поняла?
— Дяде Павлу? — удивилась Юта. — Так он же… Николай усмехнулся.
— Завтра жду тебя с ответом. Здесь. — Гармонист наклонился к Юте и негромко сказал: — Юный пионер, к борьбе за рабочее дело будь готов!
Рука Юты взметнулась в салюте.
— Всегда готова!
Сердце её забилось тревожно и радостно. А дядя-то Павел… Вот тебе и «ничего не знаю!»
На крыльце колхозного клуба стоял немецкий майор. В чёрном мундире. Грудь у майора бочонком. На бочонке железный крест и ещё какие-то награды.
Рядом с майором переводчик тусклым голосом читал приказ. Казалось, слова переводчика отскакивали от толпы, будто камешки от стены. Люди смотрели себе под ноги.
— Все, кто связан с партизанами, будут расстреляны!
«Дудки, — думала Юта, — так тебе партизаны и дадутся в руки».
Павел Иванович стоял недалеко от Юты, и на лице у него было удивление. Какие партизаны? Откуда они здесь взялись?
Немцы в деревне благожелательно смотрели на старого учителя. Он всегда был рядом с ними, готовый услужить. Писал для них объявления… Им и в голову не приходило, что каждый раз, когда Юта относила куда надо его записку, — летели под откос вражеские поезда, словно сами собой подрывались на дорогах машины с фашистами.
Наконец переводчик кончил читать. Юта вопросительно взглянула на учителя. Встретив её взгляд, Павел Иванович удивился:
— Ютик, здравствуй! Давно я тебя не видел. Растёшь!
«Всё в порядке, — обрадовалась Юта, — значит, задание не отменяется и Маша ждёт меня у перелеска».
Пошёл дождь. Серая пыль на дороге примялась, потемнела.
Юта вышла из дома с плетёной корзинкой в руке. Она шагала посередине улицы и ловила ртом дождевые капли. Немцы, скучая, смотрели на неё из окон. Юта примелькалась им. Ясно, опять собирает по деревне куски хлеба. Вон сколько горбушек навалено в корзинке. А Юта совсем осмелела. Подошла к самому дому, где жили немцы, и крикнула:
— Господин немец, дай хлеба!
Толстый немец распахнул окно.
— Пошёль, пошёль, побирайка!
Юта скорчила жалобную гримасу и побрела прочь.
У перелеска её встретила Маша.
До войны Маша жила в деревне, а теперь ходила сюда изредка. Тайком. С важными заданиями. Юта завидовала Маше. Передавать сведения, расклеивать листовки — одно, а вот воевать с настоящим пистолетом в руках — совсем другое дело.
— Молодец, Ютик, давай теперь я понесу, — сказала Маша.
Юта передала Маше корзинку и начала растирать побелевшие пальцы. Корзинка была тяжёлая.
Им нужно было пройти километра три до леса. Там их ждали партизаны. Юта и Маша шли быстро и молча. Корзинка оттягивала руки, и её приходилось нести по очереди.
Дождик кончился. В чашечках цветов и на траве сверкали дождинки. Кругом было тихо, и казалось, что нет никакой войны.
«Как хорошо было раньше, — думала Юта, — просто не верится, что такая жизнь снова настанет. Песни, книги, школа… и никто никого не будет убивать…»
— Маша, обязательно встретимся после войны, ладно? — сказала Юта и замерла с открытым ртом. Прямо на них, из-за поворота дороги, выехали на мотоциклах немцы.
— Кто есть такие? — спросил длинный офицер в кожанке.
— Нищенки мы, — быстро заговорила Маша, приседая и кланяясь, — вот хлебца насобирали в деревне.
Из-за спины офицера выглянуло сивобородое, скомканное лицо Митьки Сычёва, пьяницы и вора.
— Никакая она не нищенка, ваше благородие! — закричал он. — Наша она, деревенская! Вот ей-богу!
Сычёв спрыгнул на землю и выхватил у Маши корзинку. Из корзинки на траву упали похожие на мыло бруски тола.
— Партизанен! — взвизгнул офицер.
Маша неожиданно ударила Юту в спину, оттолкнула её от себя.
— А ну, пошла отсюда, проклятая! Прицепилась по дороге. Сирота, говорит. Из-за тебя попалась!
Юта остолбенела. За что Маша её так? И вдруг поняла — спасти хочет.
Немцы не заметили, как Юта исчезла в кустах. Они уцепились за Машу. А когда заметили, было поздно. На бегу Юта услышала два выстрела. Маше удалось выхватить пистолет…
Ночью Машу расстреляли.
И этой же ночью Юта вместе с Павлом Ивановичем ушла в лес.
Палатки, шалаши, землянки росли, будто грибы, под каждым деревом.
— Что, ленинградская, много нас?
Из-за мохнатой ели вышел Николай Сахаров. В волнистом чубе — сосновые иголки. На груди — немецкий автомат.
Юта с завистью смотрела на автомат. Вот бы ей такой!
— Меня за тобой командир послал. Идём, идём, детский сад!
Николай добродушно подтолкнул Юту вперёд.
В командирской землянке людно.
— Ютик! — грузный седой мужчина обнял Юту и усадил рядом с собой на берёзовый чурбак. — Скоро придёт самолёт и отправит тебя на Большую землю. Учиться будешь. Война — дело взрослых.
