Юстиниан - [31]

Шрифт
Интервал

), и через восемь дней мятежники отступили.

Против Виталиана отправился с огромной армией полководец Кирилл, однако в самом начале похода враги захватили его и закололи в собственном шатре («между двумя любовницами», — сообщает пикантную подробность Марцеллин Комит[116]). На место Кирилла заступил Ипатий. Вскоре его огромное (по разным оценкам, от 65 до 80 тысяч) войско было разгромлено, а сам он попал в плен.

Мятежники вновь осадили столицу, угрожая штурмом. Помимо денег и новой должности для себя, Виталиан запросил возвращения из ссылки недавно низложенного патриарха Македония II, и Анастасий принял эти условия. По требованию мятежников в соблюдении этого договора поклялся не только император, но также синклит, командиры дворцовых схол и «архонты народа», то есть главы цирковых партий. Получив клятвы, а также золото (две тысячи либр!) и титул военного магистра Фракии, Виталиан отступил.

Анастасий начал затягивать выполнение данных обещаний. Решение о назначении Виталиана магистром он и вовсе отменил. В ответ на упреки в обмане император заметил, что правитель в случае нужды вправе нарушить любую клятву[117]. В 515 году Виталиан подошел к столице в третий раз, но Анастасий двинул на корабли мятежников свой флот. В морском бою Виталиан был разбит, после чего скрылся[118], а остатки его армий присягнули императору.

Есть и другая версия событий, согласно которой главной причиной первой фазы мятежа стало сокращение анноны, а во втором и третьем походах Виталиана приняли участие не фракийские войска империи (не желавшие поднимать оружие против собственного государства), а задунайские варвары, нанятые Виталианом за деньги[119]. Для нас этот мятеж важен тем, что финальный разгром Виталиана осуществил дядя Петра Савватия Юстин. За свои заслуги он получил должность комита экскувитов, возглавив таким образом службу, в которую поступил рядовым сотрудником несколько десятилетий назад.

Виталиан не случайно использовал в качестве предлога борьбу за чистоту православия. Император Анастасий был в этом плане человеком непростым. Еще при восхождении на престол он объявил, что основанием веры считает решения Халкидонского собора, хотя сам не слишком скрывал свои симпатии к монофиситству. Византийский летописец Феофан упоминает о том, что еще при Зиноне «православнейший Евфимий изгнал из церкви Анастасия силенциария, который впоследствии дурно правил царством, как еретика и единомышленника Евтихиева: заметивши бесчинство его в церкви, он опрокинул седалище его в ней и грозил, если не уймется, остричь ему голову и пустить на посмеяние народу… При восшествии на престол Анастасия, патриарх Евфимий, не признавая его достойным царствовать над христианами, потребовал от него письменного обязательства, что он ничем не станет потрясать Церкви и веры»[120].

Евагрий сохранил любопытное свидетельство о том, что религиозное единомыслие в отношении природы Христа на рубеже V и VI веков, после бурных событий предшествующих лет, просто-напросто отсутствовало. Сам же Анастасий, исповедуя один из вечных принципов управления «работает — не трогай», старался в вопросах веры не усердствовать. Успеха он, впрочем, не стяжал: «…будучи миролюбивым (Анастасий. — С. Д.), совсем не желал вводить что-либо новое, и прежде всего в церковный порядок. И он всеми способами стремился, чтобы святейшие Церкви жили без смут… Действительно, собор в Халкидоне в те времена не провозглашался открыто в святейших Церквах, но, впрочем, и не отвергался совершенно. А каждый из предстоятелей действовал так, как он привык верить. Некоторые мужественно защищали его постановления, оставались верны каждой формуле из его определений… Другие же не только не принимали собора в Халкидоне и его постановлений, но подвергали… анафеме. Иные твердо держались за Энотические [послания] Зенона, хотя и расходились друг с другом относительно одной или двух природ… так что все Церкви обособились в своих областях и предстоятели не вступали друг с другом в общение. Поэтому произошел великий раскол и на Востоке, и в западных областях, и в Ливии…»[121]

Император осторожничал и позднее. Когда после мятежа Виталиана папа прислал на планируемый Вселенский собор список анафематствуемых лиц, Анастасий подтвердил проклятия Несторию и Евтихию, но в отношении целого ряда недавно умерших монофиситских деятелей Востока отказал, предвидя беспорядки: дескать, не дело, когда из-за мертвых приходится плохо живым. Жесткая позиция папы была одной из причин того, что император, несмотря на обещания, собор так и не организовал: «Мы можем снести, что нас обижают и вменяют в ничто, но мы не допускаем, чтобы нам отдавали приказания»[122].

Ко времени восстания Виталиана Петр Савватий жил в Константинополе уже несколько лет. Протекция дяди позволила начать ему карьеру в столице. Какие возможности перед ним открывались?

Римская империя была государством с развитой системой управления. Конечно, с реалиями любой сегодняшней развитой страны тот бюрократический аппарат нельзя и сравнивать, но «чиновников» было немало[123]. Их условно можно разделить, причисляя ту или иную должность к военному, гражданскому, придворному и церковному ведомствам. «Условно» хотя бы потому, что, во-первых, некоторые должности совмещали в себе и гражданские, и военные функции, а во-вторых, отдельные военные чины стали исключительно придворными и их носители, образно говоря, могли десятилетиями не извлекать меча из ножен и не нюхать дыма походного костра (те же кандидаты). До нашего времени в средневековой копии дошел ценный источник по должностям обеих половин империи — Notitia Dignitatum. Он, правда, относится к началу V века, но для понимания масштаба возможностей, открывавшихся перед любым гражданином империи, вполне годен (ситуация вряд ли поменялась кардинально к правлению Анастасия). Так вот, там несколько тысяч (!) должностей для Востока и Запада. Штат только магистра оффиций Востока в середине V века составлял 1200 человек.


Еще от автора Сергей Борисович Дашков
Императоры Византии

Книга "Императоры Византии" — один из лучших образцов учебно-познавательной литературы. Она адресована всем, кто изучает историю древнего мира и средних веков, а так же широкому кругу читателей. Перед нами — история Византийской империи в лицах. На примере драматических судеб ее императоров прослеживается огромная эпоха, связывающая античность и средневековую Европу. Книга богато и со вкусом иллюстрирована. Впервые в одном издании собраны портреты почти всех императоров — на репродукциях монет, мозаик, фресок и книжных миниатюр.


Рекомендуем почитать

Артигас

Книга посвящена национальному герою Уругвая, одному из руководителей Войны за независимость испанских колоний в Южной Америке, Хосе Артигасу (1764–1850).


Хроника воздушной войны: Стратегия и тактика, 1939–1945

Труд журналиста-международника А.Алябьева - не только история Второй мировой войны, но и экскурс в историю развития военной авиации за этот период. Автор привлекает огромный документальный материал: официальные сообщения правительств, информационных агентств, радио и прессы, предоставляя возможность сравнить точку зрения воюющих сторон на одни и те же события. Приводит выдержки из приказов, инструкций, дневников и воспоминаний офицеров командного состава и пилотов, выполнивших боевые задания.


Добрые люди Древней Руси

«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.


Иван Никитич Берсень-Беклемишев и Максим Грек

«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.


Антуан Лоран Лавуазье. Его жизнь и научная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад отдельной книгой в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют по сей день информационную и энергетико-психологическую ценность. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.


Есенин: Обещая встречу впереди

Сергея Есенина любят так, как, наверное, никакого другого поэта в мире. Причём всего сразу — и стихи, и его самого как человека. Но если взглянуть на его жизнь и творчество чуть внимательнее, то сразу возникают жёсткие и непримиримые вопросы. Есенин — советский поэт или антисоветский? Христианский поэт или богоборец? Поэт для приблатнённой публики и томных девушек или новатор, воздействующий на мировую поэзию и поныне? Крестьянский поэт или имажинист? Кого он считал главным соперником в поэзии и почему? С кем по-настоящему дружил? Каковы его отношения с большевистскими вождями? Сколько у него детей и от скольких жён? Кого из своих женщин он по-настоящему любил, наконец? Пил ли он или это придумали завистники? А если пил — то кто его спаивал? За что на него заводили уголовные дела? Хулиган ли он был, как сам о себе писал, или жертва обстоятельств? Чем он занимался те полтора года, пока жил за пределами Советской России? И, наконец, самоубийство или убийство? Книга даёт ответы не только на все перечисленные вопросы, но и на множество иных.


Рембрандт

Судьба Рембрандта трагична: художник умер в нищете, потеряв всех своих близких, работы его при жизни не ценились, ученики оставили своего учителя. Но тяжкие испытания не сломили Рембрандта, сила духа его была столь велика, что он мог посмеяться и над своими горестями, и над самой смертью. Он, говоривший в своих картинах о свете, знал, откуда исходит истинный Свет. Автор этой биографии, Пьер Декарг, журналист и культуролог, широко известен в мире искусства. Его перу принадлежат книги о Хальсе, Вермеере, Анри Руссо, Гойе, Пикассо.


Жизнеописание Пророка Мухаммада, рассказанное со слов аль-Баккаи, со слов Ибн Исхака аль-Мутталиба

Эта книга — наиболее полный свод исторических сведений, связанных с жизнью и деятельностью пророка Мухаммада. Жизнеописание Пророка Мухаммада (сира) является третьим по степени важности (после Корана и хадисов) источником ислама. Книга предназначена для изучающих ислам, верующих мусульман, а также для широкого круга читателей.


Алексей Толстой

Жизнь Алексея Толстого была прежде всего романом. Романом с литературой, с эмиграцией, с властью и, конечно, романом с женщинами. Аристократ по крови, аристократ по жизни, оставшийся графом и в сталинской России, Толстой был актером, сыгравшим не одну, а множество ролей: поэта-символиста, писателя-реалиста, яростного антисоветчика, национал-большевика, патриота, космополита, эгоиста, заботливого мужа, гедониста и эпикурейца, влюбленного в жизнь и ненавидящего смерть. В его судьбе были взлеты и падения, литературные скандалы, пощечины, подлоги, дуэли, заговоры и разоблачения, в ней переплелись свобода и сервилизм, щедрость и жадность, гостеприимство и спесь, аморальность и великодушие.