Юрий Звенигородский - [34]

Вот князь и дядька, как шальные, скачут в непогодь и днем и ночью, тысячесаженными верстами меряют неближний путь. Поспеть бы! А мосты поломаны, гати погнили, из дороги прут жгутами каменными некорчуемые корни, — не споткнуться бы коню!

— Дорога дрянь! — тоскливо повторяет Галицкий. — Кажется, как будто едем не прямицами, а околицами. Так до морковкина заговенья не дождутся нас во Пскове.

Юрий рассердился:

— Не каркай!

Наконец расступился нескончаемый разбойный лес. Охрана, что впереди, остановилась, задняя нагнала Юрия с боярами. Неожиданно открывшийся их взорам тын над валом вечером казался и черней, и выше. Крепость, да и только!

— Что за город? — спросил князь.

Врат Свибла Михаил Андреич Челядня, псковский бывалец, отрицательно мотнул головой:

— Село Мурашкино. Последний наш ночлег. Эй, — крикнул оружничему, — Никон! Гони к старосте Григорию Чуксе, пусть сделает, чтобы мы ночевали получше. Найди купца, прозванием Филатьев, пусть порадеет повкуснее повечерять и поутренничать. Запрошлый год кормил меня отменно.

Пришел на смену скачке вожделенный отдых. Юрий, переоблачившийся в сухое, утолив голод, отирал руки после гусиных потрохов и жаренной на вертеле говядины.

Астафей Филатьев показал себя прижимистым гостеприимцем. Мед в кубках не княжий и не боярский, а простой. Пиво отдавало тяжелой брагой. Юрий жаждал сна, но не находил возможности прервать Ивана Всеволожа. Умница-боярин, рано поднаторевший в иноземщине, занял спутников рассказом о борьбе Тимура с Тохтамышем. Все, будто и не пьянея, внимали молодому, как старику-всеведу.

— Тимур-Аксак, — говорил знаток чужбинных дел, — забыл завет Чингисхана: преследовать врага и добивать. Он рассудил: разбитый больше не опасен. Послал вдогон лишь двух своих сподвижников, вождей улуса Джучи, эмира Эдигея и хана-пьяницу Темир-Кутлуга. Пусть, мол, дождутся Тохтамыша в своей Кыпчакии и там уж с ним покончат.

— А что они? — спросил Иван Федорович Кошка.

Всеволож изрек внушительно:

— Великий победитель недооценил противника! Не ждал, что знать ордынская поддержит побежденного. Темир-Кутлуг и Эдигей против него и пальцем не пошевельнули.

— Стало быть, нам снова бить лбом землю перед разорителем Москвы? — расстроился Федор Иваныч Вельяминов.

Входящий в силу дипломат хитро прищурился:

— Наш государь теперь сыграет на боязни Тохтамыша перед новым Тимуровым нашествием. Ордынскому владыке нужен мощный князь московский, усиленный за счет других. Один большой и сильный в войне полезней многих маленьких и слабых.

— Не отойти ли нам ко сну? — предложил Юрий, встав из-за стола.

Его устроили в опочивальне старосты на трех перинах. Утонул в истоме, не видел снов.

Назавтра дождь стал белым, путь — донельзя скользким. Сонмы встречных игл впивались в лица и тут же таяли. Борис ворчал:

— Зима через осеннее плечо заигрывает с нами.

Юрий настроился на деловые думы:

— Отчего брат-государь не снарядил кареты для невесты, не наполнил ее ценными дарами?

— Не сокрушайся, господин, — сказал осведомленный Галицкий. — Из Новгорода дядя твой Владимир Храбрый все, что надо, привезет. Он в этом знает толк. Когда-то сам вот здесь же, у границы, встречал свою Ольгердовну.

Юрию хорошо было известно, как дядя по смерти татуньки внезапно рассорился с Василием, уехал к себе в Серпухов, оттуда скрылся в Новгород, где его приняли любезно, как всех опальников московских. Теперь Храбрый замирился с юным государем. И новгородцы за ним следом выслали мирную грамоту, где все по старине… Что ж, Юрий был рад этому. Однако же думал об ином: что ожидает иноземную избранницу в неведомой стране, которую она должна назвать своей? Дары, которых не коснулись жениховы руки, карета, не осмотренная женихом, слова из чужих уст вместо любовного послания. Таков, наверное, обычай при государевых вынужденных браках.

— Вскинь голову, мой господин! — окликнул дядька Борис. — Перед тобой Псков!

Прибывших встретили погнившие соломенные крыши за глухими тынами. Они, как овцы, окружали каменную колокольню.

— Это Псков?

Юрий с детства много слышал о прославленном городе-крепости!

— Это урочище во Пскове — Ввоз, — пояснил, подъехав ближе, Михаил Андреич Челядня. — Вон, храм Николы. Взгляни далее, княже: две новые церкви в Завеличье, — тоже часть Пскова.

— Хочу, — потребовал князь, — увидеть крепость!

— Выше подыми голову, мой господин, — сказал дядька Борис. — Привстань на стременах. Вон, вон она, твердыня каменная!

— Довмонтова стена, далее — Приступная, — называл Челядня.

— Знатные башни! — залюбовался Юрий.

— Три из них заново отстроены, — сообщил боярин. — Та, на Васильевой горке, и эта, угловая, у реки Великой, и на Лужище, дальняя.

— А тут, по-над речушкой, главные врата? — осматривался князь.

— Въезжаем в кремль через Взвозную башню, — назвал громадину боярин. — Здесь река Пскова входит в город.

Далее стало не до смотрин с пояснениями. Воевода с главными псковичами и духовенством вышел навстречу московским гостям. Он знал об их цели. Известил, что корабль с литовской княжной, ее свитой и великокняжескими послами уже отправлен из Мариина городка[33], прошел морем, нынче ввечеру ожидается под стенами Пскова.