Юрий Лотман в моей жизни - [67]

Ну, Бог с ним, уже и ночь кончается, спокойной Вам ночи!

Все же пиши иногда!

Всегда и неизменно Ю. Лотман

19/VIII

28 сентября 1988 года

Фрина, вот Вам Венецианский карнавал[359] как мое «ау»! Что писать? Катаюсь на ежедневной карусели, к которой прибавились еще и общественные дела. Здоров.

Всегда Ваш.

Ю. Лотман

28/IX

Начало октября 1988 года [360]

Дорогой Юра!

Пишу Вам, чтобы сообщить адрес и, на всякий случай, телефон Марины. Сообщить мне Вам особенно нечего: собираемся[361]. А душа все равно тоскует, и нет ответов ни на один вопрос – как всегда. Зачем все? Зачем едем? Впрочем, не в нашей воле.

Будьте здоровы. Поклон сердечный Заре. Мы улетаем (е.б.ж.) – 5 октября.

Ваша Ф.

Начало февраля 1989 года

Дорогой Юрий Михайлович!

Вскоре Ваш день рождения – 28, воскресенье. Все Ваши близкие поздравят Вас в этот день. Присоединяюсь и я к их добрым пожеланиям. Да будет светла и безоблачна Ваша дорогая нам жизнь!

У нас все по-прежнему, новостей пока нет никаких – еще рано[362]. Марина теперь пишет, увы, редко. Но мы знаем, что она жива-здорова[363]. И слава Богу. Грызу языки, кажется, успешно.

Всего Вам доброго.

Ваша Ф.

20 февраля 1989 года

Мюнхен.

Письмо второе

Не успел еще бросить первое письмо, как захотелось продолжить болтовню. Только что из библиотеки (университетской): большие пробелы, но работать можно. Более всего, однако, на меня подействовали аудитории – запах аудиторий. Он всегда меня волнует, как Булгакова запах сцены. Еще в студенческие годы на меня он действовал, как труба на старую боевую лошадь. И сейчас он меня взволновал.

У нас дождь – серый, но теплый. Хожу по улицам, но пока без особого «настроения» – вживаюсь. На «свою» квартиру переедем лишь 1-го марта, а пока в гостях у декана. Очень мило, заботливо, но своего стола нет, а след<овательно>, и нет работы. Но это все пустяки.

Я вдруг заговорил по-немецки. Чудо! Вспомнил весь детский багаж.

Говорю неправильно (вероятно), но бойко и свободно. Но эстонский из головы пропал – вчера в музее встретил коллегу из нашего ун<иверсите>та и со стыдом и трудом еле выдавил несколько фраз, все время переходя на немецкий. Он смотрел на меня, как на идиота.

Вот и все новости.

Будьте здоровы и бодры. Ваш Ю. Лотман

20.11.89.

28 февраля 1989 года

Здравствуй, друг мой!

Мюнхен

Пишу тебе, сидя в чит<альном> зале гос<ударственной> библиотеки Мюнхена. Кое-какие книги здесь есть, но вот беда – приносят через день-два и не то, что надо. Чертыхаюсь и проклинаю. Вообще мы еще <не> устроились. Только завтра переедем на свою постоянную квартиру и получим адрес. Тогда же узнаю, как с письмами до востребования. В середине марта на десять дней я уеду в Париж (звучит-то как – пустили дуньку в Европу) на конференцию по лингвистике. Удалось показать Зару врачам – результат малоутешительный: только операцию и как можно скорее. Но для этого нужны большие деньги, кои мы пытаемся изыскать.

Погода отвратительная, и Мюнхен, по погоде, навевает тоску. Вообще же отношение к нам теплое: сегодня коллеги меня собираются чествовать[364] (вот уж нелегкая догадала – я сейчас вообще чужих переношу с трудом). По-немецки болтаю лихо, но, вероятно, чудовищно.

Душою все время в Тарту и в Москве. Видимо, я уже стар для длительных путешествий, и все тянет домой. Наверное, когда втянусь в работу, станет лучше.

Как ты там? Поклоны Вилю.

Всегда и неизменно Ю. Лотман

10 марта 1989 года

Мюнхен

Дорогая Фрина!

Мы теперь живем по адресу: Műnchen, Kaulbach Str. 22, но писать по нему не надо – через пять дней мы на 10 дней выезжаем в Париж на лингв<истическую> конференцию, а потом адрес может измениться. Возможно, лучше писать до востребования, но я еще не узнал, как это делается. Прости – все еще не могу «обосноваться». А вести из Москвы очень нужны, и без твоих писем скучно и тяжко.

Мюнхен не очень интересный город. Но это и лучше: в Италии все время хочется куда-то пойти, просто бродить – каждый камень говорит душе. А здесь бездушно, следовательно, ничто не отвлекает от работы. Правда, в библиотеках большие пробелы, да и вообще лень напала – спится и спится. Чувствую себя неплохо, только немного одышка мучает (умеренно, не тревожься).

У вас уже, наверное, Пасха пройдет, пока мое письмо дойдет. Посылаю тебе открытку с прекрасной картины Рембрандта из Мюнхенской Пинакотеки. Все думается о Москве и о Тарту. Опоздал я лет на 25 путешествовать.

Желаю тебе огромную кучу всякого счастья, здоровья и всего-всего.

Твой Ю. Лотман

10. III.89.

Р.S. Поклоны Вилю.

30 марта 1989 года

Мюнхен.

Дорогая Фрина!

Вот я и съездил в Париж… Был там всего 8 дней (из них 4 – лекции). Лекции прошли хорошо. Того же, что обычно связывают с Парижем (Лувр, Версаль и проч.), почти не видал – идет подготовка к 200-летию Фр<анцузской> революции, и все закрыто – и Лувр, и др<угие> музеи, и даже Версаль. Зато исходил пешком в свою волю – принципиально не пользовался ни метро, ни автобусами. Вот бы я тебя поводил по Парижу – Монмартру, Люксембургскому саду, наб<ережным> Сены!.. Чуть ли не самое большое впечатление от Парижа – книжные магазины. Боже мой! Сколько их, какие книги XVIII в.! Если бы я пожил (лет 30 назад) здесь лет пять, я действительно стал бы ученым человеком, а не тем недоучкой, кот<орый> знает кое-что из кое-чего. Любую книгу на любую тему можно найти, если порыться в бесчисленных антикварных лавках. А в магазине Сорбонны – вся мировая философия, новейшие издания. Но дорого! Я просадился, спустив все свои франки и чуть не продав штаны.