Юрий Дроздов. Начальник нелегальной разведки - [27]

«Вы, конечно, поймёте моё беспокойство как отца о судьбе моего сына и моё страстное желание, чтобы моего сына освободили и вернули домой. Я имею намерение просить Государственный департамент и президента Соединённых Штатов об обмене с целью освобождения моего сына. Я имею в виду, что буду настаивать и сделаю всё возможное, чтобы добиться от моего правительства вашего освобождения и возвращения на родину, если власти вашей страны освободят моего сына и разрешат ему вернуться ко мне. Если вы согласны действовать в этом направлении, я был бы вам обязан, если вы сообщите мне об этом и поставите в известность власти вашей страны…»[51]

Он, узник американской тюрьмы, — да был не согласен! Вот только понятно, что к властям своей страны Абель никак обратиться не мог. Но за него это делали другие…

И вот что ещё говорил нам Дроздов:

«Хотя, возможно, ничего бы не получилось, если бы один из руководителей НАТО — не помню его фамилию — не написал письмо к президенту США. Он вспомнил выступление Донована на одном из заседаний — что у нас находится не только Пауэрс, но есть и другие, и надо решать их судьбу, используя этот имеющийся прецедент. Мол, хватит валять дурака! И Джон Кеннеди понял…»

Опять-таки не будем, по вполне понятной причине, вдаваться в подробности и скажем лишь о том, что в конце концов переговоры увенчались успехом.

2 февраля 1962 года адвокат Донован прибыл в Восточный Берлин. На следующий день он посетил Советское посольство. Вот как описывает этот визит уже известный нам Борис Яковлевич Наливайко, назвавший себя в этом же тексте «непосредственным участником разработки и практической реализации всех последующих мероприятий по этому делу» — оно действительно так:

«На состоявшейся в здании посольства СССР на Унтер-ден-Линден встрече, куда Донован прибыл в точно указанное им в письме время, кроме упомянутого выше официального представителя посольства присутствовали также прибывшие накануне из Москвы жена Абеля Елена Степановна, дочь Эвелина и выступавший в роли „кузена“ оперативный работник, в производстве которого находилось дело Абеля. Поскольку „кузен“ свободно владел как немецким, так и английским языками, нужды в переводчике не было»[52].

Далее автор пишет о том, что американская сторона — устами Донована — предложила менять Абеля не только на одного лишь Пауэрса, но ещё и на двух американских студентов, арестованных и сидевших за шпионаж: Фредерика Прайора — в Восточном Берлине и Марвина Макинена — в Киеве…

Но их, скажем, заглядывая вперёд, передавали потом не вместе с Пауэрсом, а на пограничном контрольно-пропускном пункте «Чарли», что ныне сохраняется в качестве исторического памятника на Фридрихштрассе в Берлине. Но эти люди нас абсолютно не интересуют.

Думается, не имеет смысла уточнять, кто был вышеупомянутый «кузен».

А вот таким увидел Дроздова адвокат Донован (опускаем характеристики, данные им всем прочим участникам разговора):

«„Кузен Дривс“ не проронил ни слова. Это был худой, суровый на вид человек, лет пятидесяти пяти. Он всё время сжимал и разжимал свои могучие кулачищи, и я мысленно отнёс его к типу „Отто-вешателя“^{26}. Он, вероятно, был из восточногерманской полиции»[53].

Вообще-то Юрию Ивановичу в то время не исполнилось ещё и 37 лет. Но то, что Донован решил, что он из восточногерманской полиции, — это гораздо лучше, нежели бы он написал, что «явно из советского КГБ». Ведь внешне восточные немцы никак от западных не отличались — разве что по одёжке.

«Позднее в своих воспоминаниях адвокат Д. Донован напишет, что у родственника Абеля большие волосатые руки, — писал Дроздов в своей книге. — Прочитав это, я долго рассматривал кисти своих рук, но ничего подобного не заметил. Видимо, для устрашения своей общественности он воспользовался приёмом гиперболы»[54].

Насчёт «волосатых рук» Донован, как мы можем прочитать чуть выше, не писал — а вот фраза про «большие руки» ещё прозвучит в нашем повествовании в качестве цитаты…

В своих ставших бестселлером «Незнакомцах на мосту» Донован ещё несколько раз пишет о встречах с Дривсом — без всякой симпатии (но и без кавычек, в отличие от варианта первого дня), что, вполне возможно, объясняется сложностью «торга» по обмену: понимая ценность советского разведчика, американцы старались получить за него как можно больше своих провалившихся агентов…

Но вот один момент в книге Донована уж точно вызывает сомнение:

«В разговоре с Дривсом я заметил, что мне „очень жаль“ семью Абеля, и спросил, как зовут г-жу Абель и её дочь. Он ответил, что мать зовут Лидией, а дочь — Еленой. Я спросил, была ли Елена замужем, и он ответил:

— К сожалению, нет.

Затем он сразу же спросил, не говорил ли со мной Абель о своей семье, на что я ответил:

— У нас никогда не было для этого подходящего случая.

(Фактически, судя по прежней переписке и данным, фигурировавшим на процессе Абеля, включая микроплёнки с письмами, захваченными в комнате Абеля при его аресте, заявления кузена Дривса были абсолютно ложными. Как зовут мать и дочь, он перепутал, поменяв их имена. Кроме того, в одном письме, приводившемся на процессе в качестве улики и, видимо, написанном дочерью Абеля, подробно описывался её муж)»