Юрьев день - [67]

И он добросовестно перечислял новости: мол, отменили совещания в первой половине дня…

Она опять уходила в комнату.

– Слушай, когда ты перестанешь мелькать? – спросил Вадим Ингу. – Когда просто сядешь и выпьешь. А выпить тебе нужно, потому что в этой летящей тарелочке заслуга и твоего мужика.

– В какой тарелочке? – растерялась Инга.

– Ты что, газет не читаешь? Радио не слушаешь? Выпьем за ПСО, за Мокашова выпьем. Ввиду отсутствия Мокашова чокайтесь с его женой, только без поцелуев.

Они выпили, и Инга упорно, в который раз заговорила о Краснограде:

– Как там знакомые?

Но они не понимали:

– Смотреть не захочешь: постарели, завяли, сморщились, как грибы.

– Что-то по вас не видно.

– Но мы же особенные, – говорил Славка. – Юра – непрерывный изобретатель. Ты даже представить не сможешь, как можно непрерывно изобретать. А для него это в порядке вещей.

– Не надо Юру.

– А в Краснограде, что? Такой дворец отгрохали, лучше Дворца съездов.

– А ты во Дворце Съездов был?

– Я и в нашем дворце культуры не был ни разу. Но без воображения какой я специалист? – сказал Взоров.

– Специалист ты никудышный, это верно. Ты пенкосниматель.

– Нет, это вы, Вадим Палыч, только о диссертации и думаете.

– Это что. Скоро всех вас за свою диссертацию засажу.

Вадим видел, что с Ингой что-то творится, и как вышла удобная минута, он спросил:

– Мужик твой дома иногда ночует?

– Иногда ночует, – улыбнулась Инга.

– Так, где он?

– Не знаю. У них на кафедре защита, и он звонил…

– Защита с афинскими ночами? Защищаются от амазонок, женщин, завоевывавших себе мужчин?

– Он о банкете позвонил, почти уговорил, а где банкет, не сказал. Трубку повесил.

Кроме них в кухне никого не было.

– Слушай, Инга, а тебе здесь не надоело? – он внимательно смотрел на неё.

– Плюнь на всё, и с нами в Красноград..

– Ты меня, наверное, колобком считаешь: от бабушки ушла, от дедушки ушла и от тебя мужа родного – Мокашова и подавно уйду.

– А что? Выходи за Маэстро. Прекрасный парень, без пяти минут Нобелевский лауреат.

– Выходи – не выходи. Просто у тебя. Нужно на худой конец, чтобы нравился.

– А невесты для Юры у нет?

– Есть одна девочка.

– Понимаешь, уж больно хороший парень и ни дома, ни семьи. Только нам хорошая невеста нужна. А сколько ей?

– Двадцать пять.

– А ему более тридцати.

– Ей как раз не нравятся ровесники: говорит, глупые.

– Геронтофилия какая-то.

– Пригласить?

– Чужих не стоит.

– Да, она из Краснограда. Отец – Главный технолог завода. Студентка, учится в Москве.

– Ты меня правильно пойми. Он – невероятно талантлив. Все ребята в него прямо-таки влюблены, а вот женщины – слепы.

– Ой, – вдруг ужаснулась Инга, – у меня совсем нет сахара.

– Не страшно, – сказал Вадим. – Сейчас Юру пошлём.

Маэстро спускался по лестнице, ни о чём не думая. Он не стал вызывать лифт, а сбегал, крутясь по лестничному винту, как сбегает, наверное, ежедневно Борис Мокашов. Ну, а, может, Борис не сбегает, а дожидается лифта солидно, как все преподаватели, чрезвычайно уважающие себя. От чего так получается? От общения со студентами? Оттого, что у них потеряна обратная связь? Со временем, он заметил, преподаватели начинают чрезвычайно уважать себя.

«Значит так, – вспоминал он объяснения Инги, – перейти улицу и за углом, за бульварной зеленью длинный, вытянутый на весь квартал магазин. Справа – двери в общий отдел, слева – в самообслуживание. Это что получается, закрывают уже? Даже здесь не обходится без рывка. Пивка для рывка, говорит Чембарисов. Вся жизнь, по сути, набор удачных и неудачных рывков и, может, в этом её смысл и особенность».

Он успел к закрывающейся двери и даже подставил ногу, мешая её закрыть. Парень, стоящий в дверях, совсем не походил на работника магазина. Может, это был грузчик, надевший белый халат.

На лице его было написано: Знаем мы это «за сахаром». Сам ведь из таких. Только тебя впусти. Сразу мимо автомата для разлива растительного масла к винному прилавку. И попробуй тогда изъять тебя из обращения. Вон их сколько там. На полчаса очередь. Каждый чувствует себя уже с пол-литрой в кармане и горлопанит просто для души и от души. Сколько их? Сержант не справляется. Цепь его размышлений обрывалась, и сначала негромко, а потом громче он позвал:

– Сержант.

Маэстро не слышал за дверью, что сказал этот парень. Он немного надавил. Дверь приоткрылась, и Маэстро быстро заговорил:

– Послушай, парень, пусти. Поверь, очень надо. Пачку сахара, понимаешь?

Дверь слегка приоткрылась, и он опять успел поставить ногу с твердой уверенностью – уговорю. За дверью теперь было двое: парень в халате и сержант милиции, огромного роста. Рядом с ним парень казался подростком и был удивительно худ. Сержант был не молод. Его большое пористое лицо, казалось, было сделано из поролона.

– Вот надо же, – подумал Маэстро, – и всего сержант. Всю жизнь работает вышибалой.

Парень в халате, сделав своё дело, ушел в кусты. И теперь все околодверное пространство занимала фигура сержанта. Экспедиция Маэстро зависела только от него. А потому Маэстро быстро повторил: вот только сахар… очень прошу… Всего пачку сахара… Будьте добры.

Сержант молча выслушал. Ничего не отразилось на его лице. Затем неожиданно для Маэстро он быстро толкнул его согнутым пальцем в грудь, и дверь перед ним захлопнулась. Идти было некуда. Может быть в центр? Наверное, не имеет смысла. По всей стране магазины закрываются в те же часы.