Юность в кандалах - [84]
Нас построили вдоль стены здания.
— Приоткрой дверь в баню, — сказал один из офицеров активисту, стоящему справа от нас, около входа в здание. Тот послушался. Из открытой двери раздались вопли полные нестерпимой боли, как будто человека внутри резали ножом.
— А теперь прикрой, — повторил он, когда мы успели осознать, что внутри явно кому-то очень больно. Вопли затихли. — Отказники если есть, то шаг вперёд! Только десять раз подумайте, прежде чем выйти, вспомните, что вы сейчас слышали.
— Что значит отказники? — тихим, сбивчивым голосом спросил незаметный мужичок, из нашего строя.
— Кто отказывается от режима содержания, дебил! — рявкнул один из красных.
Несколько человек, включая Хохла, сделали шаг вперёд.
— Давай, в баню их! — сказал офицер одному из сотрудников, и вышедших вперёд повели в здание.
Несколько самых здоровых активистов пошло следом. Увидев это, Хохол застопорился.
— Я передумал, передумал, я не так понял, не отказываюсь я! — заголосил он.
Один из козлов дал ему под дых, он согнулся.
— В строй обратно бегом, п*дорша! — рявкнул козёл, и Хохол побежал обратно к нам.
— Есть ещё отказники? — продолжил офицер.
Я краем глаза посмотрел на Фила. В тот раз он не успел выйти, он делал шаг вперёд, но мусора это не заметили, так как он стоял в конце строя. Сейчас же он остался один. Было заметно, что ему тоже страшно, но он пересилил себя, собрался с духом и вышел вперёд.
— Я отказываюсь!
— Ты что, дурачок? — сказал ему офицер. Как выяснилось позже, главный режимник[258] зоны. Он показал жестом на стоящих сзади активистов. — Посмотри на них. Ты в два раза меньше, они же убьют тебя.
Фил был худой, невысокого роста и по сравнению с гадами казался чуть ли не ребёнком в габаритах.
— Мне пох*й! — стоял на своём Фил. — Я лучше на киче сгнию, чем в вашу бл*дскую зону стану подниматься.
— Стоп! Как фамилия? — переспросил второй офицер, который всё это время молча наблюдал за нами.
— Волков! — ответил Фил.
— А, это тот, с Икшанского СУСа. Его пока не надо, — проговорил офицер, обратившись к режимнику. — Ну-ка малец, отойди в сторону.
Было заметно, что Фил удивился. Удивлены были и мы. Он сделал шаг назад и отошёл в сторону от нашего строя. Нас же повели по одному в здание на шмон.
В коридоре бани стояли столы, на которых бесцеремонно обыскивали вещи молодые сотрудники колонии. То тут, то там, ходили обнаженные зеки, в том числе и с другого, первого автозека, досматривали сразу нескольких.
— Давай, баул быстро сюда! — рявкнул мне один из сотрудников. — Раздевайся! Нацист что ли? — сказал он, увидев мои наколки.
Не дождавшись ответа, он начал шмонать баул, в это время другой досматривал мою одежду. «Только бы мойку не нашли,» — думал я. По-видимому, она мне пригодиться. В другом отсеке бани продолжались крики, там явно кого-то били.
— Давай, пошёл брить голову, затем мыться, потом робу выдадут! — рявкнул вертухай, и показал мне в сторону предбанника.
Из личных вещей оставили только трусы, носки и письма.
Сначала завели в парикмахерскую, которая находилась в этом же здании, и там парикмахер, тоже из числа зеков, быстро обрил машинкой голову наголо. После этого я отправился в раздевалку. Зайдя внутрь, увидел знакомое лицо. Это был Рыжий, тот самый оболганный «насильник» с Можайки.
— Рыжий, здарова! — тихо, чтобы никто не услышал, подошёл я к нему. — Что ты тут делаешь?
— Привет! — ответил он так же тихо, было видно, что и он напуган. — Работаю я в бане.
— Ну как тут? Быстрее только, времени мало, — спросил я.
— Первый месяц, пока на карантине, будет ад. Готовься сразу. Самый настоящий ад. Потом уже, как двигаться будешь, — ответил Рыжий и ушёл из предбанника.
«Почему месяц то?» — думал я. В карантине неделю обычно держат.
Я с несколькими зеками с моего этапа прошли в баню, где мы включили в душе, ледяную, как из колодца, воду. Горячей воды не было. При этом у меня шарашила высокая температура и было очень плохо. Но я счёл благоразумным, об этом здесь не упоминать. Зашёл через силу под ледяную воду, которая сразу меня освежила, помылся насколько смог, а из предбанника уже орали мусора: «Быстрее давайте, х*ли так долго?!».
Выйдя обратно, надел казенную майку, свои трусы, робу и телогрейку с ботинками-керзачами. Лезвие осталось при мне. Выходя в коридор бани, я увидел Гию. Его вели под руки два активиста, вся голова у него была в гематомах, размерами с кулак каждая, лицо раздутое и в крови. Глаза так заплыли, что были размером с щелку. И ему оставался месяц до свободы. Я не видел логики, зачем так убивать паренька, которому остался всего месяц срока. Фила не было видно, но и в бане больше никто не кричал.
Нас, человек двадцать, построили во дворе и повели в соседнее здание, в каптёрку. Среди зеков, что шли со мной, знакомым был только Хохол. В каптёрке нам выдали матрас, казенную зубную щетку и принадлежности.
Из каптёрки, повели в карантин. Я помнил предупреждение Рыжего и знал, что ещё даже ничего не началось. Карантин вместо локалки был огорожен высокой белой стеной, снаружи не было видно, что творится внутри. Дверь от забора с громким звуком открылась, её дистанционно разблокировал козёл с поста СДП напротив. Мы прошли внутрь и встали во дворе. Сопровождавший нас вертухай вышел за забор и закрыл за собой дверь. Перед нами, напротив входа в карантин, стояло человек пятнадцать козлов. Из них была половина тех, кто встречал этап у бани. Они стояли, смотрели на нас и улыбались. У некоторых в руках были черенки от лопат. «Понеслась,» — подумал я.
