Юность в кандалах - [85]

Малый карантин [259]

Нас построили по пятёркам. Один из козлов, высокий брюнет лет тридцати, с надетой на затылок шапкой, сделанной в виде папахи, вышел вперёд.

— Из СИЗО-1 города Саратова есть кто? — спросил он.

Один из осужденных сделал шаг вперёд. Это был невзрачный, ничем не приметный мужичок, ранее я его не видел.

— Сам Саратовский? — спросил у него активист.

— С Балаково[260], — ответил тот.

— В СИЗО до суда ещё сидел?

— Да.

— Отойди в сторону! — козёл показал ему жестом на угол одноэтажного здания карантина.

Мужичок отошёл в указанное место, оказавшись поодаль от козлов и лицом к нам.

— Итак, граждане осужденные, — начал свою речь брюнет, который, несмотря на занимающую должность в самодеятельных организациях, так-то сам был «гражданином осужденным». — Здесь вам не Москва. Здесь вам не Казань, не Ростов. Или откуда вы там ещё приехали? Здесь нет воров, здесь нет блатных, — с каждым предложением он всё больше повышал голос. — Здесь колония не чёрная! Здесь колония красная! И все ваши понятия остаются за пределами этой колонии! Ясно?!

— Да! — раздался в ответ нестройный хор голосов.

— НЕ СЛЫШУ, СУКИ! — проревел активист и ринулся вперёд. Его «коллеги» рванули следом.

Я, помня, как на ПФРСИ местные зеки рассказывали о избиениях вновь прибывшего этапа напротив карантина, сразу понял, что сейчас будет. Я стоял во втором ряду с краю. Когда козлы побежали на нас, помня, как Шульцген хитро обеспечил себе «мягкую посадку» при задержании, упав в снег, где почище, тоже развернулся и упал на землю, закрыв руками голову и прижав ноги к себе. Слева и справа падали другие зеки, были слышны крики и звуки ударов, в том числе и глухие удары черенками. Моя уловка минимизировала ущерб, который мне могли принести в виду моих габаритов (чем человек выше ростом, тем он заметнее) и мне прилетел всего один удар ногой по голове, но так как я её закрыл руками, оказалось вполне терпимо, в драках на улице били и посильнее.

— Встали, собаки! Построились! — раздался крик активистов.

Мы поднимались с земли и вставали по пятёркам. Один дед, приехавший с нами этапом, как позже выяснилось, узбек, вставая с земли заохал.

— Ты чё охаешь, сука! — налетел на него один из козлов, коренастый мордоворот, и ударил его под дых. Когда тот согнулся от боли, вдогонку рубанул по спине локтём.

Дед, несмотря на седину, был довольно крупным и устоял на ногах.

— В пятёрку метнулась, п*дорша! — рявкнул тот же козёл и дал ему пинка под зад.

Старик поспешил занять своё место в строю. Один лишь мужичок, который сидел в Саратовском СИЗО остался нетронутым. Судя по всему, активисты считали, что в СИЗО он и так настрадался, а нас «черноходов[261]», нужно «воспитывать»[262]. Брюнет снова вышел вперёд.

— Я повторю, — сказал он, потирая руки. — Теперь вам понятно?

— Да! — раздался стройный хор голосов. Быть избитым снова никто не хотел.

— Вот, так-то лучше! — сказал брюнет. — Итак, слушаем порядок вашего проживания в карантине. Выполнять все распоряжения активистов! Все передвижения бегом! Курить, когда скажет активист! В сортир, когда скажет активист! Говорить только по команде! Ясно вам?

— Да! — что отвечать нужно синхронно все уже поняли.

— Молодцы! — с виду козёл остался довольным. — А, да. Забыл уточнить. Если хоть один п*дор решит вскрыться, я лично его обоссу. А теперь все в помещение карантина!

Мы выдвинулись в сторону здания.

— Бегом вам сказали, п*доры! — по нам с разных сторон снова посыпались удары.

Все побежали в здание. Зайдя внутрь, я уже не понимал особо, что происходит вокруг. Удары сыпались слева и справа, нужно было бежать вперёд, а спереди тоже стояли козлы, которые не давали ни секунды на размышление, осыпая ударами.

— Бегом, собаки, бегом! — подбадривали они нас криками. — В спалку[263] метнулись, к писарю[264] присели, е*ало вниз опустили, голову не поднимаем!

Забежав в спальню, я увидел спереди активиста на стуле, он сидел с журналом в руках и что-то в нём отмечал. Перед ним на корточках сидел один из моих соэтапников, которого он крыл отборной матершиной, задавал вопросы и время от времени наносил ему удары.

— Следующий! — заорал он, и соэтапник убежал дальше.

Я подбежал к козлу. Это был тот самый мордоворот, что избивал во дворе деда.

— Сел, сука! Фамилия, имя, отчество! — я ответил. — Статья! Начало срока! Конец срока! Е*ало вниз опустил, я сказал! Где учился? Кем работал? Ах, не работал, сука?! — град ударов. — А, ты малолеткой сел?! Не сука, говоришь?! На ещё! — снова удары.

Ответ на каждый вопрос сопровождался ударами, а вопросы задавались быстро, нужно было успеть на них отвечать. Бил он, не щадя, руками, ногами по голове, телу. Я еле успел закрываться. Не ответил — удар. Ответил — тоже удар, только в этот раз может прилетит рукой, а не ногой. Бить в ответ был не вариант, это я понимал. Вскрываться тоже. Я помнил предупреждение козла во дворе, и помнил рассказы на ПФРСИ о тринадцатой колонии. Избиения не самое страшное. Здесь могли опустить за просто так, за косой взгляд или по указу хозяина, то есть начальника колонии. А могли и целенаправленно покалечить, и забить насмерть. Для бл*дей здесь нет ни чести, ни достоинства.