Юность в кандалах - [54]

Я забрался на клюв и крепко взялся за решётки.

— Oi! — крикнул я в отдушину.

— Сухой, ты чтоли?! — ответил удивлённый голос.

— А кто ж ещё, морда ты лысая!

— Дак ты же на взросле?!

— Вернулся обратно! Хер от меня избавитесь.

— Добро пожаловать, домой! — загоготал Вован. — Сейчас подожди, Фаната подтяну, а то он рвётся тут, — было слышно, что Шульцген спрыгнул с отдушины.

Следом раздался голос Фаната. Я был рад его слышать, так как на связь он не выходил с той поры, как переехал к Левану.

— Есть разговор, — сказал он, обменявшись радостными приветствиями. — Завтра в боксы тебя выдерну через кума.

— А кто кум то сейчас? Контра?

— Да, он.

— Сухоооой! — раздался крик из отдушины со стороны 610. — Братишка!

— Бахарик! И ты здесь! — видимо он услышал наш разговор с отдушины и тоже подтянулся.

Оказалось, Бахарика уже осудили, за своё преступление он получил девять с половиной лет лишения свободы и ждал этапа. Ему на днях исполнилось восемнадцать, и на взросляк он подняться не успел. Ближайший час я провёл на отдушине общаясь с подельниками и тюремными корешами и только потом вернулся к хате. У сокамерников уже вопросов не оставалось, они видели, что я им не наврал и действительно всех здесь знаю и пользуюсь авторитетом. Мне предложили смотреть за хатой, но я отказался, так как меня со дня на день должны были увезти на этап.

Чифирнув и пообщавшись с хатой за дубком, я лёг спать, предупредив, что будить меня не надо, пока не встану сам. Была уже поздняя ночь.

Утром меня будил воспет Степаныч.

— Вставай давай, ты что разлёгся, на продол быстро! В карцер захотел?! — он тряс меня за плечо.

— На х*й пошёл, свинья легавая! Свалил от меня, а то уе*у! — я развернулся в танке лицом к стене и укрылся одеялом.

— Это кто такой? — спросил Степаныч у дежурного. Меня он не признал.

— Да со взросляка вот привезли, на перережим. Может ну его, а? — ответил старшой.

«На перережим…» — вот значит почему я на малолетке. Теперь всё стало на свои места. В приговоре у меня стоял режим воспитательная колония. А так как приговор остался без изменения, то и режим остался прежним. Значит придётся посидеть на малолетке, пока не сменят режим на общий.

Менты вышли. Малолетки в одних трусах — был голый торс — вернулись восторженные в хату.

«Задал ты им!», «Красава!» — раздавались одобрительные возгласы.

— Да на взросляке привык не выходить на проверку, — я поднялся со шконки. Спать уже не хотелось, Степаныч оборвал сон.

Днём меня вызвали налегке. Я вышел на продол, а у соседней камеры остановили парня в красном харике[219]. Когда я был на свободе, красные харики и толстовки Lonsdale, Pit Bull красного цвета носили в основном антифашисты.

— Ты чё, афа?! — грозно пошёл я на него.

— Нет, нет, ты что, я свой! — он попятился назад. — У Шульцгена спроси.

— Спрошу, не сомневайся, — я остановился.

Как потом выяснилось парня звали Кирилл, и сидел он действительно за убийство иммигранта. Его завели в камеру, а взамен вывели оттуда Фаната.

— Здравствуй, братишка! — мы обнялись и похлопали друг друга по плечу. Я заметил, что у Фаната нет переднего зуба и из-за этого он немного шепелявит.

— Ну пойдём, — вертухай провёл нас к боксам и запустил внутрь.

— У вас пятнадцать минут, — сказал дежурный, и пошёл в сторону козлодёрки.

Мы дождались пока шаги удалились и начали разговор. Как выяснилось, Леван очень сильно копал под меня, Змея и Бахарика. Он хотел добиться того, чтобы нас объявили гадами и беспредельщиками, но ни оснований, ни доказательств у него не было. И он решил, что Фанат из всех моих давних сокамерников самое слабое звено и можно на него надавить, чтобы тот сдал нас с потрохами. Пытаясь объявить нас беспредельщиками, Леван сам занялся беспределом. Перетянув Фаната к себе, они начали его морально давить и прессовать. Хотели сделать его шнырём, но ничего у них не вышло. Когда они пытались нападать на него по беспределу, Фанат отбивался, и в один из таких прыжков лишился зуба, но в ответ поставил Левану сотрясение мозга. После этого трогать его побоялись, и осталось только моральное давление. Цель Левана была сломить волю Фаната, чтобы он наговорил на нас небылицы, которые послужили бы основанием спросить с нас. Но надо отдать должное верности Фаната — сломать его не удалось.

Идет этап

В 609 я пробыл недолго. Не более чем через неделю меня заказали со всеми вещами на этап. Выйдя на продол, увидел стоящих с баулами малолеток, которые тоже собирались на зону. Среди них был и Бахарик. Мы поздоровались и нас повели на сборку.

На сборке уже расположились малолетки с копеек, ждущие этапа. Среди них был мегрел[220] Гия Зугдидский. С Гией я был знаком, мы вместе ездили в мае на суд, и про него на малолетке ходило множество легенд. Говорили, что он взросляк без документов, скрывший свой настоящий возраст, что на самом деле ему 24 года, и по жизни он бродяга. Гия действительно выглядел старше семнадцати лет, придерживался старых воровских канонов и часто вступал в рамсы и с блатными, и с сотрудниками. У него не было передних зубов, которые ему выбили мусора, вместо них были вставные фиксы. Гия был небольшого роста и комплекции, но компенсировал это большой силой духа, таких волевых людей я редко встречал. Он был отрицалова и всегда и везде умудрялся разжечь конфликт с сотрудниками ГУФСИН-а. Даже когда мы ездили на суд, он умудрился вывести из себя обычно спокойный конвой, да так, что пока мы стояли на Матросской Тишине и выгружали местных судовых, ему выбили его фиксы. Как говорил сам Гия: «Я везде и при любых обстоятельствах буду мусоров маму еб*ть».