Юность в кандалах - [52]

Подключив провода в розетку, стали наблюдать процесс круговорота воды в природе. Вся хата столпилась вокруг, так как для всех, кроме разбойника, приготовление самогона было в новинку. Когда брага закипела, стал подниматься пар, который оседал на экране жидкостью, скапливающийся к центру пакета, откуда капли падали прям в шлёмку. Процесс был медленный, но верный и через какое-то время, стало видно, что шлёмка наполнилась уже наполовину. Для покраса и добавляли листки каркаде, чтобы видеть количество готовой жидкости через пакет. Когда шлёмка наполнилась полностью, мы выключили кипятильники и сняли экран, перелив жидкость с тарелки в заранее приготовленную пластмассовую бутылку. Вернув экран на место, продолжили процесс. И так до тех пор, пока не испарилась вся брага. В итоге у нас вышло с таза браги около полутора-двух литров самогона.

До этого я однажды пробовал деревенский самогон. Мутный, как из советских фильмов. Тут же была прозрачная жидкость, по словам разбойника, крепче любой водки. Накрыв «поляну»[216], мы всей хатой присели опробовать свежеизготовленный самогон. Даже наркоманы в тот день не травились и сели прибухнуть. Отпив, я понял, что алкоголя чище я не пил. Градус чувствовался неслабо, но пить было намного легче любой, даже самой дорогой, водки. Опьянение пришло быстро, но голова оставалась свободной. С той поры, попробовав алкоголь собственного производства, стало мне на личном опыте понятно, сколько всего добавляют в продаваемый алкоголь, чтобы гробить людей и нажиться на них. Хоть я и так собирался со временем полностью отказаться от алкоголя, но этот опыт лишь в очередной раз убедил меня, что на свободе нужно полностью отказаться от этой дряни.

Законка

Наступил сентябрь 2007 года. На взросле я сидел уже три месяца и успел привыкнуть к местному ритму жизни. Скучал, конечно, по малолетке и той атмосфере, но на взросле было намного лучше по условиям. После судебного заседания в мае настала тишина, к следователю нас не возили.

С Хаттабом, который тоже сидел на Капотне, мы поддерживали общение, но было уже понятно, что наши пути разошлись. Хаттаб был сиротой и на свободе жил у тётки. Редко ночевал дома, пару раз чуть не попадал в детдом, но убегал оттуда, и родственница принимала его обратно. По наследству после совершеннолетия ему полагалась квартира от матери. Но после того, как он угодил несовершеннолетним в тюрьму, у него начались проблемы. Квартиру захотели отжать мусора. Хаттаб рассказывал, что в тюрьму к нему приезжали, пытались заставить подписать документы. И он спелся с братвой, которая помогла ему с квартирой. Не думаю, что из этого вышло что-то хорошее. Хаттаб всегда симпатизировал преступному миру, у него был дядька-«особик», у которого за спиной было более тридцати лет отсиженного. При этом его дядька не имел ни одной наколки, я его видел как-то, обычный мужичок, усатый, с виду вообще не скажешь, что больше половины жизни провёл за решёткой. Ещё будучи на взросле на пятом централе, Хаттаб увлёкся азартными играми и начал играть на деньги. Однажды чуть не толкнул фуфло, но нашёл вовремя лавэ[217] и вернул долг. Толкнуть фуфло, то есть не отдать игровой долг, считалось одним из самых «стрёмных» тюремных поступков. Была даже такая поговорка: «Фуфло хуже п*дараса». Но даже это Хаттаба не остановило, и он продолжал играть, правда, поумерив пыл. Ещё у меня были подозрения, что Хаттаб начал на взросле травиться. Мы стали часто закусываться на теме его увлечений преступной романтикой, и прежняя крепкая дружба дала пробоину.

Однажды ночью Доктору позвонили на мобильный. Он долго говорил, затем повесил трубку и подозвал меня.

— В общем, я не буду озвучивать на всю хату, — сказал он. — Но твой подельник гонит на тебя. Интриги разводит. И, по-моему, он не совсем трезв. Не знаю, что вы там не поделили, но имей в виду. Я-то вижу, что ты парняга нормальный.

Что именно Хаттаб сказал, я от Доктора не добился, но было ясно, что он пытался настроить хату против меня. Больше подобных звонков не поступало, но соответствующие выводы я сделал и общаться с Саньком перестал.

По телефону от родителей я узнал, что моё дело по второму эпизоду развалилось, и скоро, вероятнее всего, я поеду на лагерь. Мать предлагала написать мне заявление, чтобы я остался на тюрьме в хозбанде. Я ей объяснил, что нехорошо это с точки зрения тюремных законов и портить себе судьбу здесь не собираюсь. Да и работать на ментов не хочу. Она поняла.

Вскоре пришла законка. Меня подозвали к кормяку, и я расписался за то, что приговор вступил в законную силу. Пора собираться на этап!

Собрали на взросле меня от души. Сумка была полна всеми необходимыми этапными принадлежностями. Курёхи[218] было более чем достаточно, чай имелся, мыльно-рыльных принадлежностей навалом. Зимней одежды не было, я не заказывал у родственников, но сейчас стоял только сентябрь, в лагерь доберусь не позже октября, а там уже дадут и телогрейку, и шапку-ушанку. Даже на чёрных зонах, в вольных шмотках ходят редко, в основном в пределах барака, поэтому положняковую робу дадут в любом случае.