Юность Татищева - [57]

Шло время, и молодость возвратила силы. Он уже ходил, опираясь на палку, ухаживал за старшим братом своим Иваном, насквозь простреленным шведскою пулею, но тоже медленно поправлявшимся. Он знал уже, как выручили их тогда подоспевшие пехотинцы генерала Чамберса, как, признав за убитых, везли на подводе до самого Полоцка, куда велено было доставлять для опознания павших дворян, как верный конь его Кубик, переданный другому драгуну, ушел за ним, Василием, и нагнал его почти у самого Полоцка, не отходя более от подводы. Лекарь из немцев, осматривавший убитых, по счастью, определил братьев Татищевых живыми, и они двинулись с обозом раненых в Смоленск, на древнюю землю их предков, что когда-то княжили здесь. Два года минуло с той поры, а в памяти все светло, словно вчера было.

Вскоре они с Иваном так окрепли, что сумели отправить письмо во Псков отцу. Письмо долго бродило по городам и весям, покуда сыскало Никиту Алексеевича. Ответ из Болдина привез статный и ловкий парень Александр Васильев, коего отец посылал состоять неотлучно при раненых сыновьях своих. Отец писал, что много работает, обстраивает Болдино, особливо обсерваторию, памятуя, как она любезна Васеньке, много новых хозяйственных служб завел. Помогает ему в работе подросший Никифор, а дочь Прасковьюшка по весне огород засевает сама и цветники тоже. Извещал отец детей своих, что наведал его в Болдине бывший проездом сам генерал-фельдцейхмейстер Яков Вилимович Брюс и утешал его надеждою, что оба сына Татищевы живы, а за подвиг их произведены государем в чин поручиков. Брюс интересовался картами уезда, составленными еще Орндорфом, астрономическими приборами, много говорил о родном своем Пскове. И оставил им, Брюсом, изготовленную мазь на соке сосновом, что сабельные раны залечивает.

Братья перечитывали письмо отцово по многу раз, а мазь земляка-генерала очень помогла Василию излечиться от раны на груди. Яков Вилимович ехал через Болдино в пожалованное ему за службу царем именье Глинки, что на реке Клязьме в сорока верстах на восток от Москвы. Тут же, рядом, заведен был по цареву указу завод для выделки лосиных кож на армейскую амуницию. А из брюсовых Глинок пошли гулять по Московии страшные и диковинные легенды о чудесах, заведенных там «колдуном-генералом», хотя сам «колдун», бывший постоянно при армии, наведывался в деревню свою лишь случайно. И Василий загорается мечтою побывать в диковинном подмосковном имении знаменитого своего земляка.

Из новостей, привезенных в Смоленск тогда Васильевым и сообщенных в других письмах от отца, узнавали братья Татищевы о том, что во исполнение указов Петра в Псковском уезде ткут и шелком вышивают знамена для судов русских, что по рекам и озерам ходят, ибо отныне все речные суда должны плавать под флагом. К походной армейской канцелярии повелено брать с 20 дворов по человеку в подмосковных городах Дмитрове, Переяславле-Залесском, Рузе и Звенигороде, и из Татищевой дмитровской деревеньки Горки ушел к войску крестьянин Иевлев. Наладил Никита Алексеевич у себя в Болдине тертый табак производить, тоже царев указ исполняя: на фунт табаку добавляется по фунту и 38 золотников золы, бумаги на обертку 56 золотников, и продает оный табак по 18 копеек за фунт. Поведено также для каменного строения в Кремле и Китай-городе везти в Москву камень и песок из городов, за сто верст отстоящих от оной. Так что Никита Алексеевич весь в заботах пребывает, но паче всего за сынов своих рад, что славный род Татищевых не срамят на поле брани.

Помнит Василий и книги на греческом, латинском и иных языках, что сыскал, в подвалах монастыря в Смоленске. Настоятель гневался, что богослуженье поручик Татищев пропускает, а тот весь ушел в чтение. Еще бы: ведь тут оказались неведомо как попавшие в подвалы «Ораторские разговоры на латинском языке», «Книга действа Александра Македонского о войне», «Книжка метафизика, рукописная на немецком языке», «Книга лифляндская геометрия», «Книга письменная, морская, переведена с шведского языку 1701». Все это скрашивало монастырское унынье. Василий ухаживал за медленно выздоравливавшим Иваном и вновь углублялся в книги. По счастью, и походная сумка, притороченная к седлу, не успела пропасть: ее принес на себе верный Кубик, за которым теперь имел добрый присмотр Александр Васильев. Парень он оказался сноровистый, привозил из города припасы съестные, иной раз тайком и вина, а главное — доставлял свежие новости. Братья перечли множество найденных здесь курантов иноземных и календарей: «Куранты польские», «Гамбургские ведомости», «Куранты, или газета италианская», «Лондонские ведомости с переводом, что происходит в парламенте». Александр привозил и петровские «Ведомости», особенно радовавшие. Читалась почасту «Тетрадка на немецком языке о употреблении лекарства от разных болезней, печатная». А «Ведомости» сообщали, что указом царя по собственному его величества плану на Москве, при реке Яузе, строются первая в России военная госпиталь, а при ней — иностранные лекаря и театр анатомический и еще ботанический сад.

Царь Петр приехал в Смоленск 1 февраля 1706 года и был тут три дня. Помнит Василий, как пошли тогда по городу слова государя о зверствах короля Карла, чинимых над пленными русскими солдатами, и все оттого только, что пожелал он, Петр, иметь порт на Балтийском море, не помышляя никогда ни о каких завоеваниях. Уже похвалялся Карл публично, что говорить о мире станет с царем лишь в Москве, уже, повергший Польшу, готовился он к вторжению всею армией шведской в Россию.