Юность Татищева - [48]

От Водяной башни Василий пошел вдоль южной стены монастыря, мимо башен Луковой и Пятницкой, затем осмотрел западную стену с ее Плотничей, Келарской и Пивной башнями. В расщелины между камнями пробивалась зеленая трава, даже цвели васильки на трехсаженной высоте. Северная стена была почти черной, над нею стояли башни Утичья, Звонковая и Каличья. По тропе вдоль восточной стены Вася двинулся мимо Сушильной башни к башне Красной и вошел в находящиеся под нею Святые ворота в монастырь. В этот миг запел басово и звонко большой колокол Духовской церкви, выстроенной здесь в 1476 году псковскими мастерами. Это от них заимствовал опыт строительства храмов «под колоколы» татищевский крепостной гений Яков Бухвостов. Тотчас отозвались могучим перезвоном колокола Троицкого и Успенского соборов. Из митрополичьих покоев вышли настоятели с большими крестами на груди, к ним присоединились многочисленные монахи, и все они двинулись к зданию трапезной, богато украшенному каменной резьбою. «Сказывают, будто с нами пойдет под Нарву отселе монашеская рота. Уж нет ли тут новых Пересвета и Осляби?» — подумалось вдруг Василию…

Брат упрекает Васю, отчего тот пренебрег отдыхом, а юный драгун снова развлечен бесконечной далью, открывающейся с высоты седла. Они едут в переднем ряду, пыль не застилает глаза, и древняя Алаунская возвышенность радует всеми красками срединного лета. Дорога теперь ведет на запад, к Дмитрову; в том краю издавна селились Татищевы, и Вася смотрит на брата, а тот ответствует ему улыбкою.

Народ стоял молча вдоль дмитровских улиц, провожая полки. Вася вдруг узнал одного: то был кучер Егор Пшеничников, что возил их, стольников, к боярину Шереметеву в Спас-Уборы. Пшеничников тоже узнал братьев, спрыгнул легко с передка коляски, подбежал справа к Василию: «Батюшки мои, Иван Никитич, Василий Никитич, — вы-то куда?»

— Скажи, Егор, миленький, батюшке, ежели увидишь, он сюда, в Болдино собирался, мол, здоровы мы и на шведа идем, в Нарвию. И скажи, чтобы батюшка книги мои сберег, — кричит Вася, а Егора оттесняет с дороги молоденький унтер-офицер, и Егор машет издалека уже рукою.

Все селенья до самого Клина Василию хорошо знакомы по частым пешим хождениям здесь вместе с учителем: Покровское, Доршево, Бабайки, Воронино, мостик через реку Лутосню сразу за Бабайками. В Клину не остановились, лишь напоили лошадей в Сестре и по Тверской дороге, в поздних сумерках, достигли Волги. Спешившись и расседлав коня, Иван заснул мгновенно тут же, на траве, подложив седло под голову. А Василий, несмотря на усталость, вынул из ранца заветную тетрадь, карандашик — дар учителя и, задумываясь поминутно, принялся вписывать на чистый лист новое слово: «Волга — река в России, есть величайшая во всей Европе, начало ея в уезде Белой, из многих малых озер и болот изтекает и продолжается более 3000 верст, приняв многие великие реки, впадает близ Астрахани междо множеством островов в море Каспийское. Древние писали ея к морю 70 протоков. Имя сие сарматское, значит ходовая или судовая, по которой большие суда или паче торговые ходят. Но оное не далее как до устия Оки, а ниже имяновалась от сармат Раа, еже значит обилие. По пришествии ко оной татар в начале 13 ста названа от них Идель, Адель или Эдель, все сии имена татарские, значат обилие, привольство и милостивая. И сие ей имя весьма приличное, ибо кака река множеством различных рыб и к житью способными в пажитях и пашнях мест сравнится может ли, она способною к судовому ходу началась при монастыре Селижаровском, где с левой стороны из озера Селигера пришла немалая река Селижар. По ней городов: Ржева Володимерова, Зубцов, Старица, Тверь, Углич, Романов, Ярославль, Юрьевец, Кинешма, Балахна, Нижней Новгород, Василь, Кузьмодемьянск, Чебоксары, Казань, Синбирск, Самара, Сызрань, Саратов, Царицын, Астрахань. А работных людей, всегда на судах вверх и вниз ходящих и рыбы ловящих, по малой мере до милиона счислять можно».

Тверь прошли поутру: чистые, очень опрятные улицы города еще спали; в центре возвышался средневековый вал крепости, омываемый глубоким рвом. А сразу за городом замедлили движение: пришлось объезжать длинный обоз, от которого веяло неожиданно тонким ароматом. Даже строгий молоденький унтер-офицер (в его подчинении была команда, в которую входили оба брата Татищевы) не утерпел и спросил караульного солдата, что это такое везут в глубоких подводах, укрытых тонкими полотнами. Солдат ответствовал с важностью, что-де по цареву указу везут цветов в Петербург, и вынул из-за пазухи сложенный лист, который унтер-офицер передал Василию с просьбою прочесть. Письмо было к князю-кесарю в Москву, переписанное рукою уже московского писца для многих адресатов: «…как сие письмо получите, изволь, не пропусти времени, для нашего Летнего сада всяких цветов не помалу, а больше тех, кои пахнут… прислать с садовники в Петербург». И немало других обозов повстречали, что шли в город Петра из Московской земли, Новгорода, Воронежа, Киева, с Каменного Пояса и из Сибири, покуда за Бологовским погостом не повернули коней с новой Петербургской дороги на Новгород.