Юность Татищева - [50]

Здесь, думал Василий Татищев, осенью 1700 года мы получили страшный и беспощадный урок от шведов. Шесть тысяч наших солдат, убитых, потонувших, пропавших от голоду и холоду. Юному королю шведскому Карлу XII было тогда восемнадцать лет, столько же, сколько ныне Василию Татищеву. И никакого добра в юном сердце, лишь яростная, расчетливая жестокость и презрение к московитам. Ныне, утюжа своими полками Польшу, король одержим тем же презреньем к русским, он уверен в неприступности Нарвы и в железной выдержке коменданта города Карла Горна. Ныне, 29 июля 1704 года, когда он, Василий Татищев, пришел под эти стены…

Эскадрон, в котором находились оба брата Татищевы, расположился в сосновой роще, отделенной от нарвских стен лишь просторным лугом. Уже поутру братья знали все здешние новости, в их числе главную: царь Петр Алексеевич на шведских фрегатах, со шведскими знаменами и штандартами, одержав славную победу под Дерптом (русский город Юрьев), — Чудским озером возвратился под Нарву. Знали и о великой военной хитрости любимца государева Меншикова, когда русские переоделись шведами, а роль шедшего на выручку Нарве Шлиппенбаха взял на себя Петр, разыгравший притворное сраженье с полками Меншикова, на манер потешных боев в Преображенском. Старик Горн попался на удочку и поплатился третью гарнизона и пленением подполковника Маркварта. Знали о том, что привезена наконец из Новгорода тяжелая осадная артиллерия. И еще порадовались братья мужеству и стойкости дяди их Федора Алексеевича Татищева, ближайшего помощника командира полка Петра Матвеевича Апраксина, того самого Апраксина, который начальствовал гарнизоном в Ямбурге, в двадцати верстах на север от Нарвы. Выполняя приказ Петра, Апраксин и Татищев вывели в начале весны три полка пехоты да пять конных рот из Ямбурга и стали в самом устье реки Наровы при впадении в нее ручья Россонь. Возвели тут земляную крепость, дабы ни один шведский корабль не пришел с моря на помощь осажденной Нарве, и держат доблестно оборону уже четыре месяца, круша ядрами шведские суда. Всего лишь при восьми пушках остались и готовились умереть, но не уйти с места, когда пришла шведская эскадра под началом француза, вице-адмирала де Пру. По счастью, шторм разметал и заставил уйти вражескую эскадру, а Федор Татищев взял в полон несколько судов с провиантом.

Василий ночью оторвал-таки часок у сна и разглядел в разрывах облачных тот самый шар. Записал в тетрадь мысль свою о большой высоте движения небесного тела, сравнил с подобными примерами из немецкой книги Вольфа «Физика», что лежала в седельной сумке. С восходом солнца 30 июля было в войсках молебствие. Священники в тяжелых ризах с золочеными крестами в руках обошли обе громадные подковы войск, коими города Нарва и контр-Нарва (Иван-город) прижаты были к реке. Тотчас же началась канонада; бомбардируемый город вспыхнул. В подзорную трубу Василий видел крышу лаборатории в Нарве, в которой восемнадцать лет назад работал его учитель Яган Орндорф. Вася тотчас узнал ее по рассказам. Теперь он увидел, как с громким треском под ударами ядер взорвалось и рассыпалось здание лаборатории. Русские батареи и кетели окутались дымом и огнем от непрерывных залпов. Били по слабым местам в стене: бастиону Виктория, построенному еще Иваном Грозным, и с другой стороны — по бастиону Гонор. Из Пскова, где находились войсковые склады, непрерывно шли подводы с боеприпасом и снаряжением. Драгунские полки Асафьева и Горбова в деле не участвовали, но они были тут необходимы, ибо испытанных в боях драгун увели от Нарвы Аникита Иванович Репнин и полковник Рен навстречу корпусу Шлиппенбаха, дабы окружить последний под Везенбергом и уничтожить. Приказано было только перед самым штурмом промчаться обоим полкам под самыми нарвскими стенами с отбитыми у шведов знаменами. Василий несся галопом на своем буланом Кубике, не чувствуя усталости в руке, держал наотлет шведское знамя с разлапистым львом. Слышал только гул земли, стонущей под сотнями конских копыт. Гремели шведские батареи на стенах, огрызались бастионы ружейной пальбой. Краем глаза увидел: упал с коня дворянский сын Василий Ильин, с которым вместе пришли тогда в Москве на Генеральный двор, — и брат Иван ловко подхватил надломленное древко, поднял над головой, чтобы шведам виднее было и обиднее. Девять дней били русские пушки, покуда не рухнули старые насыпи и камни, образовав в стене зияющие проломы. Тогда драгуны стали резервом и заслоном на дороге, ведущей к Нарве, готовые в любую минуту спешиться и прийти на помощь пехоте, а та в отблесках зеленых ракет двинулась на приступ со стороны болота. Девятого августа овладели Нарвой. Василий Татищев увидел русские знамена на бастионах. Шестнадцатого сдался русским войскам и Иван-город.

…Худой, с закопченными порохом руками, в изодранной, пулями простреленной епанче, перед драгунским строем появился всадник. Снял с головы помятую пулями кирасу, крикнул:

— Татищевы есть?

— Есть! — отозвались Иван и Василий, и тут только Вася признал во всаднике дядю — Дядюшка Федор Алексеевич!

— Повелением государя надлежит вам обоим быть в Нарве при допросах пленных. — Передал эскадронному командиру письменный приказ и поскакал к городу. Иван и Василий последовали за ним.