Юность Татищева - [28]

— А как она появилась в Москве, эта академия, Яган Васильевич, и отпустит ли тятенька нас с Иваном туда учиться? — спрашивает Вася.

— Учиться непременно надо, Вася, и тебе, и Ивану, и Никише… Был прежде на территории Спасских школ древнейший московский монастырь Николы Старого, это еще в четырнадцатом веке от рождества Христова. Монахи чревоугодничали и пьянствовали, иногда молились, полагая, что все от бога. Гюйгенс обосновал и обозрел выдвинутую Коперником теорию мироздания. Родившийся в самом центре Италии за сорок три года до рождества Христова поэт Публий Овидий Назон разделял мнение Гесиода и Лукреция, древнегреческих философов-материалистов, согласно которому материя существовала всегда. Как величественно рисует он картину мироздания:

Некогда море, земля и над всем распростертое небо

Лик был природы, един на всем пространстве вселенной, —

Хаосом звали его. Нечленной и грубой громадой,

Бременем косным он был — и только…

Постичь вселенную, созидать и строить может только человек:

И между тем как, склонясь, остальные животные в землю

Смотрят, высокое дано лицо человеку, чтобы

В небо прямо глядеть, подымая к созвездиям очи…

Так вот, от монастыря, о котором я сказал, обособился более полувека назад новый монастырь, огражденный Никольской улицей и Иконным рядом. Его назвали Заиконоспасским. В 1635 году в нем образовалась общенародная школа, потом школа для грамматического ученья, а еще с середины нашего века монастырь этот стали звать учительным. Монахи тут были ученые и учителя. Двадцать лет здесь была школа Симеона Полоцкого. Он умер в 1680 году, и я видел его могилу в нижней церкви монастырского собора. Как ни пытаются предать его забвению, а это был муж великий для просвещения России.

Учитель садится на скамью в тени, усаживает рядом воспитанников, справа Васю, слева Никиту, обнимает их за плечи.

— Симеон Полоцкий родом белорус. В 1655 году деды ваши служили в ратном деле царю Алексею Михайловичу, а царская ставка была в Витебске. Тогда и явился к царю учитель двадцати семи лет отроду, бедняк и неудачник Симеон из Полоцка. Он потом будет учить царевичей Алексея и Федора Алексеевичей: ведь окончил Киево-Могилевскую академию и Виленскую иезуитскую академию, не зря прозвали его латинником. А пока Симеон читает в Витебске царю стихи свои во славу царскую. Зимою 1660 года он приехал в Москву, и опять слушает царь его «Стихи согласные» и «Стихи утешные к лицу единому». Прославляя в них Алексея Михайловича, не забыл упомянуть и себя, чтобы и царскому слуху польстить, и дать самому себе выгодную характеристику:

Видите мене, как я муж отраден,

Возрастом велик и умом изряден?

Ума излишком, аж негде девати,

Купи, кто хочет, а я рад продати!

В конце 1663 года Симеон Полоцкий опять в Москве, а через год его приближают ко двору, и он делается первым в истории России придворным поэтом. Царь русский услыхал от него то, что хотел услыхать: «Ты — солнце». Эти стихи прозвучали в Москве на несколько лет раньше, чем даже при дворе «короля-солнца» Людовика XIV. Мягкий и вкрадчиво-обходительный, Полоцкий, пользуясь покровительством Алексея Михайловича и преодолевая сопротивление и козни завистников, открывает свою школу в Заиконоспасском монастыре. Потом пишет устав академии для России. С его именем пришла культура Европы, Польши и Литвы, Украины и Белоруссии. Я изучал в сей раз наследие Полоцкого в Москве — оно огромно. История западная и античная хорошо выражена в его стихах, в них же — знания но географии, зоологии, минералогии. Был у него и школьный театр, и ныне он жив попечительством царя Петра. Сколько комедий было в нем поставлено! Полоцкий написал более тридцати тысяч стихотворных строк. О зверях и птицах, драгоценных камнях, разных людях. И всегда оставался педагогом, хорошим педагогом, а славословье в адрес царя ему можно простить. Он вводит в российское стихотворчество силлабическую поэзию: в строке одиннадцать или тринадцать слогов, ударение, длина слога не имеют значения. Васенька, вспомни, какую комедию написал Полоцкий?

— «Притча о блудном сыне», Яган Васильевич!

— Верно. А еще многие учебники, «Псалтырь рифмованную», «Жезл правления», «Орел российский» — книга, что вошла в сборник «Рифмолегион». Ну и, конечно, «Вертоград многоцветный» — стихотворную энциклопедию, назначенную для чтения читателю «благородному и богатому, худородному и нищему».

Сгустились лиловые тени сада. Прильнув к плечу учителя, сладко уснул маленький Никиша. Орндорф шепнул Васе:

— Сбегай, Васенька, за няней, пусть отведет в дом и уложит спать Никишу.

— Но я хочу еще слушать о Симеоне Полоцком, — просит Вася.

— Что ж, приходи, я буду тут, покуда не стемнеет. Ну, беги же!

Приходит нянька, ворчит, что дите совсем уморили ученьем своим, прежде, мол, и без ученья господа изрядны собою были. Но проснувшийся Никиша дает увести себя не прежде, чем получает уверенье, что братец с учителем поутру без него не уйдут в поле. И снова Вася рядом с наставником своим, слушает его рассказ. В тишине сада слышно, как звенит на перекате речная вода и трепещет крылышками за кустом мотылек. В конце аллеи белеют сквозь редкий сумрак две небольшие мраморные фигуры — еще прадед матушки Фетиньи привез их из немецкой земли. Статуи долго лежали в сарае, все не решались их выставить в саду, — местами мрамор потемнел, покрылся известняком, но еще видна была рука доброго мастера. Учитель указывает туда рукою, говорит Васе: