Юность - [23]

Гранович ошарашен.

- Что я ее люблю не меньше, чем ты Машеньку?

- Сергей!..

- Что об этом знает и Машенька? - продолжаю наступать я.

В ту же секунду я взлетаю под потолок.

- Пусти, дурень!

- Ну, осел! Ну, осел! Ты только молчи!

- Нет, сейчас побегу рассказывать.

- Слушай, друг! - ликует Гранович. - Будут стихи!

Будет статья! Пять заметок будет! Все будет!

- Мир, покой и обоюдное согласие? - Машенька стоит в дверях и насмешливо смотрит на нас.

- Жизнь, Машенька, прекрасна и удивительна! - - декламирует Гранович. Пошли обедать! В бокалах вина, пунш, блистая, то льдом, то искрами манят!

- Вот так переход! От Маяковского к Державину.

- В самом деле, пообедаем, - поддерживаю я. - Что там в типографии?

- Верстают четвертую.

- Пока до полосы и пообедаем.

- Вперед, гаскожцы! - не унимается Гранович.

Через три минуты мы уже дома. Прохожу во вторую Комнату.

Здесь работает радистка Лена - худенькая большеглазая девушка, появившаяся у нас в редакции дней пять назад. Рекомендовала ее дочь нашей хозяйки Лиза, секретарь райкома комсомола. Приемник установили на квартире специально - до позднего вечера здесь никого не бывает, работать Лене спокойнее.

- Что нового?

Лена испуганно оглядывается - она еще дичится, сдвигает наушники.

- Информация по Союзу. Больше пока ничего.

- Идемте обедать.

- Я потом. Сейчас будет сеанс.

Екатерина Васильевна ставит на стол большой чугун, от которого поднимается густой пар.

- В бокалах вина, пунш, блистая, - напоминаю я.

Но Грановича ничем уже не омрачить.

- Черт с ней, с картошкой. Не в этом счастье!

Четвертый день едим вареный мороженый картофель с луком. Это все, чем может помочь нам восстанавливаемый колхоз. Приторно-сладковатое месиво опротивело, но есть что-то надо. С подвозом стало скверно, уже второй раз Гулевой напрасно гоняет полуторку на пустые склады.

Продукты застряли где-то в третьем эшелоне - распутица осложняет их доставку. С утра Гулевой уехал снова.

Гранович беспрестанно шутит, Машенька молчит. Когда я встречаю ее взгляд, он кажется мне укоризненным. Она сегодня не в духе.

- А что, друзья! - говорит Гранович. - Вот едим мы эту мазню, мерзнем... Может, кого-то, как Миши Гуария, не станет, а все-таки мы счастливые! Пройдет много лет, и о нас будут говорить с благодарностью, с уважением. Победить фашизм - это миссия! А все остальное - мелочь!

- Теперь молочка, - ставит Екатерина Васильевна кринку. - Запускать бы уж корову надо, да как без молока будем?

Хозяйка кормится той же мороженой картошкой. Ее худая, как скелет, Зорька служит всей редакции, но что на нас всех кринка молока!

Машенька встает первой.

- Пойдемте, счастливые!

- Про баньку не забудьте, топится, - напоминает Екатерина Васильевна.

- Не забудем, тетя Катя, - откликается с порога Машенька. - Сегодня рано кончим. Сначала мы с вами и девчатами пойдем, а потом мужчины.

Пока мы обедали, вернулся Пресс. Он сидит за столом, расчерчивает красным карандашом вторую полосу.

- Михаил Аркадьевич, что вы делаете?

- Пообедали? Теперь давайте поработаем. Две колонки до подвала снимайте.

- Зачем?

- Пойдет статья начальника политотдела. Очень важно: было совещание агитаторов. Вот, сдавайте в набор.

- Так, - многозначительно встречает меня Иван Кузьмич, когда я приношу две с половиной странички, отпечатанные на машинке. - Нюра, становись.

- Половину давайте мне, - просит Зина. - Правку кончила.

Я веселею: не так уж велика задержка. Час погоды не делает.

- Иван Кузьмич, "о" не хватает, - жалуется Нюра.

Метранпаж развязывает полосу, косится.

- Почему не разобрала, что велел? Меньше с Лешкой балясничай!

- Уж скажете! - вспыхивает Нюра.

- Гонять его отсюда буду!

- Чем это он вам помешал?

- Не мне помешал. Тебе голову закружил!

- Это уж моя печаль! - дерзит наборщица.

Не дослушав, соскакиваю с подножки, бегу в редакцию.

Гранович с Прессом играют в шахматы. Машенька стоит рядом, молча наблюдает.

- А обедать? - спрашиваю я Пресса.

- Погоди, трудный случай... Вот так... Обедать? В политотделе покормили. Не густо и они там живут.

- Сдаваться придется, товарищ редактор, - торжествует Гранович.

- Ну, ну, так уж и сдаваться! Быстрый ты!

В комнату тихонько входит Лена.

- Вот весь прием, - протягивает она листы. - Есть сообщение ГКО - убит какой-то генерал Черняков.

Машенька вскрикивает.

- Дай сюда! - Пресс поворачивается, опрокидывает доску. Фигурки, подпрыгивая, катятся по полу.

- Петр Семенович, - читает он и с надеждой смотрит на Чернякову: Может быть, однофамилец?

Точно от удара, Машенька пригибается к столу.

- А я и не знала, - растерянно шепчет Лена.

Машенька быстро выбегает на улицу, - мы так ничего и не успеваем сказать. Гранович уходит вслед за ней.

Пресс крутит головой.

- Мать твою... - зло говорит он и тут же густо багровеет. Рядом, с большими испуганными глазами, стоит Лена. - Давайте сообщение в набор!

- Куда?

- Поставьте под передовую.

- Она до конца.

- Сократите! - раздражается Пресс. - Что вы, десять строк сократить не можете?

Вместе с Леной выходим на крыльцо. Опершись на перила, Машенька плачет. Около нее с растерянным лицом стоит Грапович. Он смотрит на меня, беспомощно разводит руками.