Юность моего друга - [9]

Но неизвестное и потому прекрасное будущее заглушило близкие сердцу желания и заставило Андрея в душе улыбнуться этому неизвестному будущему.

Далеко, где-то у Лесниковой избушки, гулко ухнул выстрел.

— Это Ярьпонимаете хлопает, — заметил Степан, — он там каждый год еще по насту шалаши ставит.

Странная судьба у Николая Ефимовича. Человеком его считают образованным, за каждой справкой, за советом бегут к нему. «Выручи, пожалуйста!..» — просят его, а потом над ним же и смеются: «У самого поле не пахано, а он чужим делом занимается». И всему этому, говорят, водка причиной.

Пьет Николай Ефимович без разбору — с кем попало. И больше всего с недругом отца, Митькой Самохиным. Самохин даже и теперь, когда в области и в районе признали раскулачивание Савельевых несправедливым, все равно покоя не дает Савельевым. На собрании то внесет предложение теленка записать как корову, то вдруг требует внести Савельевых в списки зажиточных.

Не раз отцу приходилось бросать работу в кузнице, что он всегда делал с великой неохотой, и снова ехать в район искать правды. И хотя такие поездки обходились отцу дороже пол-литра, которые бы заставили Самохина замолчать, отец не считался с этим: не таким был человеком, чтобы ломать шапку перед Самохиными.

Год назад, когда отделился Степан, Самохин подбивал Степана судиться с отцом: мол, мало тебе отец выделил.

Подвыпивший Степан соглашался с Самохиным, но, протрезвев, отцу ничего не говорил: побаивался отца.

…Город представлялся Андрею каким-то особенно светлым и солнечным местом, где все люди ходят в новеньких костюмах, живут в чистых высоких домах и работают всего-навсего семь часов.

Город!..

Идет ли дождь, палит ли зной, ты душой не болеешь: в магазинах хлеба всегда сколько хочешь. Хочешь — черный, хочешь — белый. Каждые две недели — свежие денежки в кармане. А с деньгами нигде не пропадешь.

Город…

Понравится жить в городе, может, и совсем останусь, думает Андрей. Что хорошего в деревне? Разве сравнишь кого из односельчан с рабочим. Рабочие люди всегда одеты как следует и разговаривают по-интеллигентному… И все они какие-то обходительные. Пожалуй, буду рабочим…

Вот если бы около города был такой же лес, как у Лесниковой избушки, и такое же болото, как Хлынь, где бы можно было подстрелить на зорьке селезня, сходить на токовище, вот тогда бы он, Андрей, не раздумывая, остался в городе. А пока…

Поработаю год-другой, оденусь как следует и приеду домой. Разве можно будет покинуть навсегда пахнущую хлебом и прелыми листьями, как горькой брагой, родную землю! Разве можно жить, не слушая долгими зимними вечерами охотничьих небылиц неунывающего Ярьпонимаете…

Поздно ночью братья приехали на станцию.

Близкая разлука отмела все посторонние чувства, сделала их ненужными, оставив одно только чувство — чувство, рожденное родною кровью, — жалость и боль расставания.

Теперь обоим братьям было искренне жалко расставаться друг с другом. Как-никак они с детства росли вместе. Вместе лазили мальчишками в сад за яблоками к Ярьпонимаете, вместе ходили к Лесниковой избушке, вместе радовались каждому удачному выстрелу. Делили радости и печали тихой крестьянской жизни.

И вот пришло время расставаться. «Что-то его ждет там впереди?.. Ведь не к теще в гости едет, а в чужой и далекий город…»

Прощаясь, Степан по-детски надул губы и глухо, хрипло заговорил:

— Плохо будет — приезжай обратно домой. Черт с ним, с городом: жили без него и теперь проживем.

— Ладно, приеду, — отвечает Андрей.

Он, конечно, и мысли не допускал о том, чтобы вернуться домой ни с чем. Да тогда на улицу глаза показать нельзя будет: засмеют! Нет, без денег он не вернется, но, на всякий случай, он соглашается со Степаном и говорит:

— Посмотрю, как там заработок, а то приеду обратно. — Помолчав, добавляет: — Щенят от Пальмы никому не давай в своем селе: зайцев и так мало осталось… А ружье возьми себе. Оно хоть и старое, но бой у него хороший. Я себе новое куплю. — Потрепав Лельку по шее, Андрей продолжал: — Ты с отцом-то, ради бога, не ссорься. Время теперь трудное… Ты переходи опять к нам. Вместе-то все лучше. Смотри сам…

— Посмотрю, — говорит Степан.

У вагона братья неуклюже обхватили друг друга руками и первый раз в жизни поцеловались.

Глава пятая

В вагоне была такая духота, что с Андрея пот полился ручьями. Втиснутый волной пассажиров сразу же в середину вагона, он стоял и подозрительно смотрел на каждого человека. «В вагоне держи ухо востро», — вспомнил он напутственные слова Ярьпонимаете и еще крепче вцепился в отцовский зеленый сундучок, служивший чемоданом. Народ ехал куда-то целыми семьями. Андрею казалось, что все эти люди не захотели работать в колхозе и, бросив все, едут в город искать свое счастье. Вглядываясь в полунищую толпу пассажиров, он со щемящей болью в сердце вспоминал родную уютную избу с огромной русской печкой, которая всегда дышала вкусными щами или сдобными пирогами. «Как же я все это бросил!» И лица братьев, сестер, матери, отца становились ласковее и дороже. А все люди, что сейчас толпились вокруг него, казались холодными и бездушными. Глядя на пассажиров, он не верил ни их холщовым рубахам, ни заплатанным полушубкам. Ему казалось, что большинство из едущих — люди, подлежащие раскулачиванию. Его только успокаивала одна мысль, что он, Андрей, ничего общего с ними не имеет. Его отца ведь не раскулачили, и у Андрея все документы в порядке. И в город-то он едет не потому, что ему не захотелось работать в колхозе, а потому, что ему, молодому парню, захотелось расправить крылья. У него был тот юношеский возраст, когда жизнь в родном доме, в родном селе кажется скучной и неинтересной, когда человеку кажется, что он может в жизни достичь всего, если вырвется на простор. Таким простором ему казался город. Но, попав в вагон, он невольно подумал, что его могут причислить вот к этим людям, которые ищут не простора, а убежища, и ему стало холодно.