Юность Ашира - [5]

— Вы с механического? — Глаза у Ашира поблескивали, словно угольки. Смуглое его лицо с чуть выдающимися скулами выражало и любопытство, и недоверие.

— Куришь? — продолжал допытываться разговорчивый собеседник. Он навалился грудью на стол и выставил перед собой локти. — Или мать не разрешает?

Аширу показалось, что этот вихрастый считает его ребенком и намерен над ним посмеяться. Действительно, на лице у парня, заляпанном до ушей крупными веснушками, напоминавшими сазанью чешую, появилась лукавая усмешка.

— Кури, если хочешь, — ответил Ашир, нахмурив изогнутые брови, хотя обижаться не было причины.

— Понятно! Значит, пальцы не от табака у тебя потемнели. Мастеровой!

— Кое-что умею…

Взглянув на свои руки, уже знакомые с железом и машинным маслом, Ашир убрал их со стола и больше не проронил ни слова. Не за чайником кок-чая хотелось ему встретиться с заводскими ребятами, а в цехе, — чтобы взять инструмент и показать, что он умеет делать.

— Почему же это Максима нет? — беспокоился худощавый, не вспоминая больше о пиве. — Должно быть, сразу в клуб пошел. Пойдем, Сергей?

Они заторопились, чуть сверток свой не забыли,

— Приходи на завод, увидимся, — обернувшись, проговорил Сергей.

Ашир ничего не ответил ему, а про себя подумал: «Приду, обязательно приду!» Держа руки под столом, он отсчитал деньги, расплатился, тщательно проверил сдачу и, не допив чай, вышел на улицу.

Хотя ничего особенного не произошло, но встреча с заводскими ребятами почему-то сразу отодвинула назад и разговор с мастером, и заявление, в котором он сегодня утром старательно выводил каждую букву и которое целый день проносил в кармане.

«Зря пропал день», — думал Ашир, доставая из кармана вчетверо сложенный листок. Не развернув, он изорвал его, оглянулся по сторонам и бросил в арык. Течение подхватило и унесло мелкие клочки бумаги под оголенные водой корневища старого карагача.

Солнце уже укладывало за горами свои раскаленные копья. Дневной зной понемногу спадал, всюду поливали из арыков улицы. Набегавший с гор ветерок гасил палящее дыхание пустыни, охлаждал нагретые стены домов, шевелил на деревьях листья и разносил по городу острый запах джиды.

Горячий цех

Рано начинается летний день — солнце еще не поднялось, а уже светло. Утренний ветерок — сторукий бедокур — надувал пузырями марлевые сетки на окнах, пушистым котенком забирался под простыню, путался в волосах! До сна ли тут!

Ашир открыл глаза, лениво потянулся всем телом, зевнул и даже тихонько застонал от удовольствия: хо-рошо выспался! С минуту он лежал неподвижно, с вытянутыми ногами, глядя в потолок.

Под окном кто-то торопливо протопал. Он насторожился, ему показалось, что это дежурный спешит со звонком. Ашир привык вставать раньше всех, часто не дожидаясь побудки. Вот и сейчас он вскочил с кровати и бросился к тумбочке, на которой лежала по-солдатски сложенная одежда и свернувшийся улиткой ремень. Ашир быстро натянул брюки, опасаясь, как бы его кто не опередил. Но в комнате было тихо, так тихо, что Ашир даже встревожился — уж не проспал ли он подъем. Он протер глаза и осмотрел комнату. В углу до самого потолка громоздились сложенные одна на другую кровати. Только сейчас Ашир вспомнил, что кроме него никого в общежитии не осталось.

Звонка не будет… Опустившись на койку, Ашир вздохнул. За два года учебы он привык все делать по строгому распорядку. Как же теперь жить без звонка? Два года о нем заботились преподаватели, мастер, товарищи. Отныне преподаватели и мастер будут учить и воспитывать других. Из старых друзей рядом никого не осталось, а новых он еще не успел завести.

На улице протарахтел грузовик, возле арыка кто-то плескал водой, должно быть дворник поливал улицу. Стекла окон порозовели, потом стали огнисто-красными, и вдруг в них ударил сноп искр. Из-за деревьев поднялось солнце, огромное, косматое…

Он подошел к висевшему на стене в застекленной рамочке распорядку дня.

— «Физическая зарядка», — прочел он вслух.

Ашир поднялся на носках и быстро присел, потом прошелся гусиным шагом вдоль комнаты, стараясь ступать по одной доске.

По телу пробежал приятный зуд, требующий движения, работы для всего тела, для каждого суставчика. Ашир обулся, перекинул через плечо полотенце, взял мыльницу, зубной порошок и, не надевая рубашки, вышел во двор. Он сделал зарядку, затем до пояса облился водой и вернулся в комнату. Хотелось на чем-нибудь испробовать свою силу. Согнув руку в локте, он самодовольно посмотрел на сжатые в жесткий комочек мышцы.

Ашир был худощав, но широк в кости и жилист, как ахал-текинский скакун. Правда, пожалуй, немного низковат для своих семнадцати лет. Падевая гимнастерку, он заметил, что верхняя пуговица болтается на ниточке, Так на улицу выходить нельзя. Он вытащил из фуражки хранившуюся под кожаным ободком иголку с ниткой и заново пришил пуговицу.

Когда Ашир в начищенных до блеска ботинках вышел из общежития, в ущельях гор еще пенился туман. На улицах было тихо. Автобуса он не стал дожидаться и, свернув в боковую улицу, быстро зашагал к заводу Приподнятое настроение не покидало его всю дорогу.

Чем ближе подходил он к заводу, тем серьезнее и сосредоточеннее становилось его лицо. Завидев высокую трубу с темной гривой дыма, Ашир замедлил шаги. Дым замутнивший утреннюю синеву неба, не таял в воздухе а лишь становился чуть светлее и длинным облаком вытягивался в сторону Кара-Кумов, туда, где находился родной колхоз. Туда же пролетел, грузно покачивая крыльями, двухмоторный самолет. Наверно, он летел за серой или за каракулем, а может быть, вез инженеров на Узбой — разведчики воды были частыми гостями чабанов, пасущих отары овец по всей пустыне.