Юноша с перчаткой (рассказ студентки) - [17]

Эту музыку я могу слушать без конца. Она успокаивает и в то же время волнует. Да, именно в ней чувствуется сдержанное волнение. Я достаю с полки книгу и открываю страницу, которую знаю на память. Вот он, мой Юноша с перчаткой!.. Как мне нравится его лицо.

Он чем-то огорчен, но пытается это скрыть из гордости. Один известный искусствовед сказал, что это Ромео, в котором уже угадывается Гамлет… А Юлька сказала, что мы разминулись в веках!..

Поют скрипки, снег идет за окном, и мы оба молчим. Нам обоим грустно. Так грустно, как будто мы любили друг друга, а теперь расстаемся… Видел ли он когда-нибудь снег? Ведь он венецианец!..

– По какому случаю бал? – спрашивает папа. – Гремит музыка… И, конечно, всюду свет!..

Я не слышала, как он вошел. Щелкают выключатели. Шуршит умолкнувшая пластинка. Я ставлю на полку книгу и думаю: «Для кого эти туфли?»

Сразу после лекций Валька Тарасов подходит ко мне и говорит:

– Пошли?

И мы с ним едем в Дом обуви. Суббота, и народа везде полно. В торговом зале на стеллажах стоят образцы обуви, которая есть в продаже. Они стоят по размерам – одна туфля от каждой пары. Валька растерянно спрашивает:

– Ну, как тебе? Может, те, белые?..

– Мне они не нравятся, – говорю я. – И фасон уже не модный.

– А вон те, с пряжками? Они вроде ничего…

Что-то он не называет меня Деткой. Потому что здесь я опытней его. И тогда я говорю:

– Ты что, детка! Какие пряжки! И опять белые!..

Он ничего не замечает. Ему не до меня.

– Ей как раз белые нужно, – говорит он. – У меня есть сорок рублей… Я их отложил еще осенью, когда оформлял стенды…

– Понятно, – говорю я. – Двинулись отсюда!..

Мы выходим на улицу, и Валька говорит:

– Подожди, я закурю…

Я смотрю на него и думаю: ничего странного нет. Все когда-нибудь женятся или выходят замуж. Вышла же Нина за своего Геру! А Валька в тысячу раз лучше! И ничего странного нет, что где-то в Тананариве – тире – Касимове его ждет девушка. И что Валька ее любит и еще осенью отложил деньги, чтобы купить к свадьбе самые лучшие туфли.

Белые туфли, тридцать пятого размера…

Мы ходим из магазина в магазин. Нигде нет ничего подходящего. Несколько пар выглядели лучше, и я их даже примерила. Но одни – с бантиками – были велики, а другие – лодочки – жали. Валька уже совсем приуныл, когда мы забрели в тот маленький магазинчик. И я увидела их! Это были не туфли, а мечта. Я издали определила, что они будут в самый раз!.. Все же я примерила их. Сначала одну правую, потом левую тоже. И прошлась немного по коврику возле прилавка. Валька и продавщица смотрели на мои ноги. Валька сияя, а продавщица скептически.

– Берем? – сказал Валька.

– Берем, – сказала я. Мне даже жалко было их снимать.

Валька пошел платить – туфли стоили тридцать семь рублей.

– Замуж выходишь? – спросила продавщица.

Я кивнула.

– Я так и подумала, – сказала она. – Он тебя любит. Даже со стороны видно…

Подошел сияющий Валька, протянул чек.

– Красивые, правда? – спросил он, пока продавщица завязывала коробку.

– На таких ногах все будет красиво, – сказала она так же скептически. Ей было лет двадцать семь на вид, и, по-видимому, что-то в ее жизни не клеилось.

Мы вышли на улицу. Валька шел, помахивая коробкой.

– Устала, Детка? – спросил он.

Теперь, когда дело было сделано, он снова вспомнил про меня. И снова я стала Деткой.

– Устала, – сказала я. И в самом деле я устала. Все мышцы гудели еще после вчерашнего.

– Взять мотор? – спросил он, и не успела я ответить, как он остановил свободное такси. Шофер резко затормозил, и мы забрались в машину.

– Гулять, так гулять, – сказал Валька. – Командуй, куда тебя…

Мы ехали по синим вечерним улицам, мигали елочные огни светофоров. Снег перестал, и все предметы обрели свою четкость. И профиль Вальки тоже четко вырисовывался на синеватом стекле. Мы молчали, и я думала о словах продавщицы: «Он тебя любит. Даже со стороны видно…» Интересно, что бы она сказала, узнав, что эти туфли не для меня? Такси останавливается возле моего дома. На счетчике рубль семьдесят. Валька расплачивается, и мы выходим.

– Ехал бы, – говорю я.

– Зачем? – говорит он. – Я на метро…

Он смотрит на меня и подмигивает едва заметно. И вдруг спрашивает:

– Они тебе действительно нравятся?

– Нравятся, – говорю я.

И у меня мелькает мысль. Сейчас он протянет их мне и скажет: «Это тебе…» Как тогда в буфете конфету «Гулливер»… Но Валька салютует мне, подняв кулак, и уходит, помахивая коробкой.

Мама открывает дверь, едва я успеваю притронуться к звонку.

– Где ты была? – говорит она. – Мы давно пообедали, уже беспокоимся… Ты о нас не думаешь!..

Как раз я всегда думаю. И предупреждаю, что задержусь. Но сейчас мама права, и мне стыдно, что я заставила их волноваться. Все из-за этих дурацких туфель!..

Мама наливает мне фасолевого супу и садится напротив. Она любит смотреть, как я ем. Есть какая-то старинная картина: ребенок ест, а мать смотрит на него, подпершись рукой. Название этой картины «Материнская радость»… В эти минуты мама всегда напоминает мне эту картину.

Я рассказываю ей про свой день, про то, как мы с Валькой мотались по обувным магазинам и как наконец нашли то, что надо…