Юмористические рассказы - [10]

Ниже мы публикуем, Шурочка, отрывок из такой именно пьесы, какой ты просила.

Сцена изображает футбольное поле. Справа в воротах, во вратарской площадке — вратарь. В штрафной площадке — нападающие противника: Тихон с мячом и Павел без мяча, в трусах и футболках бело-голубого цвета.

Т и х о н (с мячом). Вот мы и вышли наконец вдвоем на одного вратаря! Сейчас мы забьем гол. Сбылась наша многолетняя мечта, Павел!

П а в е л (без мяча). Да, Тихон.

Т и х о н (с мячом). Ты не рад, Павел?!

П а в е л (без мяча). Я во власти двойного чувства, Тихон.

Т и х о н (с мячом). О чем ты?! Я тебя не понимаю! Из такого положения мы не имеем права не забить. В случае победы нам всем присвоят звание мастеров спорта и послезавтра мы вылетим в Болгарию на серию товарищеских матчей.

П а в е л (без мяча, печально). А что будет с ним?! (Кивает в сторону вратаря.)

Т и х о н (с мячом). Он сам выбрал этот путь!

П а в е л (без мяча). Вдвоем на одного! Не узнаю тебя, Тихон!

И г о р ь (вратарь). Тихон, вспомни, как мы вместе играли за «Водоканал»?! Ты очень изменился, Тихон, раньше ты таким не был!

Т и х о н (с мячом, явно нервничая). Это спорт! И побеждает сильнейший.

Т а н я (из-за боковой линии). Ты не прав, Тихон!

Т и х о н (с мячом). Таня!

Т а н я. Ты никогда не сможешь простить себе этот поступок!

Т и х о н (с мячом, душевно петляя). Когда ты приехала?

Т а н я. Только сейчас. Далеким поездом Воркута — Москва. Здравствуйте, мальчики! (Целует Игоря и Павла.)

И г о р ь  и  П а в е л (не пытаясь скрыть радости). Здравствуй, Таня!

Т а н я. А где Вадим Шкворин?

Т и х о н (потупив голову). Вадима отчислили за бесперспективность.

Т а н я. Как?! Он же самый талантливый! И вы позволили отчислить из «Водоканала» такого слесаря?! Предатели! Игорь!

И г о р ь (вратарь). Ты же видишь… И мне пришлось уйти в «Юпитер».

Т а н я. Что у вас творится в «Водоканале»? Надо во всем разобраться! Почему вы молчите?

Т и х о н (с мячом). Я бью! У меня нет иного выхода!

И г о р ь (вратарь). Уйди, Таня! Я не хочу, чтобы ты это видела…

Т а н я. Павел? И ты молчишь?!

П а в е л (без мяча). Мы зашли с ним слишком далеко. У нас нет другого выхода. Я слышу приближение защитников противника. Они совсем рядом. Они пытаются выбить мяч за лицевую линию.

Тихон бьет!..

И г о р ь (вратарь, пристально глядя за передвижением мяча). Гол!..

Т а н я. Если бы здесь был Вадим! Гола бы не было!

Занавес.

НА ДАЧЕ

— Хочешь, я покажу свою дачу? — спросил Халатов.

Я поссорился с любимой женщиной, и мне было все равно, на что смотреть: на дачу, на стул или на мыльницу.

— Дача-то совсем рядом, — сказал Халатов, когда мы выбрались через полтора часа из электрички. — Близко от леса.

Лес загадочно синел вдали.

— У меня и собака есть, ты ей понравишься, — пообещал Халатов.

Травиате я действительно понравился, она лаяла на меня до вечера, как будто я каждую осень топил ее семерых щенят.

— Выйдем на участок, — предложил хозяин.

Мы вышли.

— У меня на грядке — все! Редис, огурцы, помидоры, лучок, петрушка, салатик. Посмотри, иди сюда.

Я пошел, куда звали, и наступил на огурец. Конечно, этот шаг нельзя было отнести к числу самых удачных в моей жизни. Я так и сказал Халатову, что жалею, что раздавил огурец потому, что иначе его со временем можно было бы съесть с солью.

— Ерунда, — махнул рукой Халатов. — Смотри, я укропчик здесь посадил и рядом хрен.

— Где?

— Вот ты встал на стебелек.

Действительно, приглядевшись, я увидел укроп… и хрен с ним.

— А вот это враг! — возмутился Халатов и снял с грядки гусеницу. — Не знаю, как с ней и бороться.

— Давай я ее отнесу на шоссе Москва — Ленинград и положу, — предложил я. — Ее прицепом и раздавит. Клин-клином надо!

Мое предложение не понравилось Халатову: наверное, он вспомнил раздавленный огурец. Ему не нравился мой метод.

— Давай забор городить, — предложил Халатов.

Я в своей жизни еще ничего такого не нагородил, и опыта у меня не было. Я так и сказал ему, чтобы лучше он без меня городил: со мной мы меньше нагородим, чем он один. А он сказал, что я себя недооцениваю, что я один могу такого нагородить, чего нам вдвоем и не снилось.

Халатов дал мне лопату, и я стал копать яму, чтобы туда закопать столб, а он пошел поливать.

Под верхним слоем земли оказался песок, и скоро я откопал хорошую яму, куда можно было закопать любой самый привередливый столб. Скоро ко мне на дно упал велосипедист, и я спросил у совершенно постороннего человека: хватит копать для одного столба или еще покопать? Велосипедист сказал, что вот он вытащит свой велосипед, потом закопает меня и тогда скажет.

Подошел Халатов, тихо позвал меня есть вишню, мол, все равно ее воробьи поклюют, а сам остался закапывать яму.

При моем приближении воробьи разлетелись, уступив место более крупному хищнику.

Вечером я заметил, что Халатов как-то внутренне надломился, стал мягче, лиричнее и совсем перестал расспрашивать, нравится ли мне дача. Мы поужинали и долго пили чай на веранде.

— Завтра вместе уедем отсюда, — мечтал он вслух.

Назавтра мы действительно уехали, и я долго хвалил дачу Халатова нашим общим знакомым.

ПАДЕНИЕ КАРФАГЕНА

На экзамене по истории перед профессором сел задумчивый молодой человек и посмотрел на него глубокими, печальными глазами.