Юлька - [5]

Юра непроизвольно скрипнул зубами и, посмотрев на Тамару, закрывшую лицо ладонями, пробормотал: ‒ Санька… Мы его тогда в вертушку вместе с Лёшкой втащили. Лёшка от шока в отключке, а этот смотрит своими голубыми глазами в потолок борта и улыбается застывшей улыбкой. И дырка под ухом от осколка… Он когда в аул к афганской детворе ходил, его даже снайперы не трогали. Уважали за безбашенность и любовь к малышам. Тоже детдомовский был. Шальной и добрый.

‒ Спасибо, малыш… ‒ Лёша вынул из ушей оливы, заботливо укрыл Юльку одеялом и поднял голову. По его щекам текли слёзы. ‒ Мы их всех тоже помним, правда, брат? ‒ Лёша повернул голову к Юре и потрепал его по волосам. ‒ Странно, но сегодня, как ни крути, а получается, что лучший день в моей жизни. Я получил знание. А это дорогого стоит. Прости Тома, это совсем другое.

В наступившей тишине, этажом выше забилась в истерике стиральная машина, а через несколько секунд в прихожей почему-то вырубился автомат на счётчике и люстра погасла.

‒ Как интересно, ‒ проронил Юра и взял Юльку за руку. Это вроде как от ребят привет. Не хочешь нам рассказать, в каком месте это произошло? Ты же запомнила хоть что-то?

‒ В Самосёловке. Это совершенно точно. Мы туда иногда купаться летом ездим, ‒ Юлька повернула распухшее лицо к мужчинам и скривилась от боли. ‒ Дом не помню снаружи. То есть, с улицы. Эти уроды практически сидели на мне, пока везли. Но во дворе у них на цепи огромный волкодав. Кличка Рэмбо. Они его потом отвязали, на случай, если мне придёт в голову идея сбежать. А ещё их недавно грузины пытались ограбить.

‒ Нормально, ‒ Лёша вытер лицо рукавом и смотал фонендоскоп. ‒ Этого вполне достаточно. Волкодав, ограбление. Сколько их было?

‒ Трое. Один, тот что за рулём был, погонялово Костыль, не сильно борзый. Был не в восторге от идеи со мной. Но его быстро заткнули. Я так думаю, что он вообще не принимал участия в… ‒ Юлька запнулась и быстро заморгала ресницами.

‒ Ладно, всё. Успокойся, малявка. Ты жива и это уже хорошо. Слететь зимой с моста в студёную воду и выжить ‒ вообще чудо. Да ещё и с такими травмами, ‒ Юра поднялся с кровати, пошёл в прихожую и включил автомат. ‒ Будешь пока у меня. Пока не срастёшься, а там поглядим. Они знают, что ты интернатовская?

‒ Нет, конечно.

‒ В милицию точно не заявляем?

‒ Точнее не бывает, ‒ Юлька осторожно залезла пальцем в рот и быстро его обследовала. ‒ Двух зубов спереди нет. И резец шатается. Это тот, самый крутой из них кованым ботинком заехал. Не успела увернуться. Года два назад, может слышали, недалеко от того места, где я полоскалась, девчонку нашли. Все кишки наружу. Наша была. Интернатовская. Лизка Коробко. Черти дёрнули заявление после изнасилования написать. И что? Через неделю нашли в Ревуче. Говорят, купалась и напоролась на арматурину возле моста. Приходила милиция, что-то там писали, кого-то опрашивали. И всё. Лизка умерла и концы в воду. Я в эти игры не играю.

‒ А не надо играть в эти игры. Три гири на ноги я найду. Постоят в фарватере до весны, а весной обглоданные скелеты уже никому не интересны будут. Если найдут, конечно.

‒ Юра, а можно как-то без этого всего? ‒ Лёшина жена подошла к окну и посмотрела во двор. ‒ Он же ничего не поймёт по ходу. Две минуты ужаса от удушья и всё. Ну, обгадится ещё, пока к реке тащить будете. Я вам как баба скажу: карать нужно в долгую. Чтобы всю жизнь с этим жил. Или же пока сам решит, что с этой своей гнусной жизнью делать. Это посильнее твоих гирь будет, Юрась. Поверь мне. Для начала слух пустите о том, что девчонка жива. Посмотрите какие каналы у пацанов есть. А дальше ‒ по обстановке. Будет желание, я с мясокомбината три свиных ануса принесу. По адресам разошлём. Очень наглядно, как бы…

‒ Вот даёшь! Понесло тебя, Тома, не туда, ‒ Лёша приложил ладонь к Юлькиной голове. ‒ Температура есть, но она и должна быть. Организм борется.

‒ Это почему же не туда? Нормальный ход. Психологическая травма обеспечена, если кишкой слабы. А такие уроды, как правило, бздливы до смешного. Так как?

‒ Да никак. Пошли домой, садистка, ‒ Лёша обнял жену за плечи и повёл к двери. ‒ Кстати, а у вас все эти штуки свиные на что идут?

‒ Как это на что? Я же тебе сосиски постоянно таскаю. Ты что, думал, егерские сосиски из вырезки делают? Ага, счас. Из жоп, дорогой мой, из жоп. Ешь, не обляпайся…

Проводив Тамару и Лёшу, Юра пошёл на кухню варить куриный бульон, а Юлька, под действием обезболивающего, раз за разом впадала в полубеспамятство, то убегая от появляющихся из ниоткуда огромных валунов, то срываясь с безнадёжно высокого обрыва в бурлящий поток горной реки. Захлёбываясь и теряя сознание, Юлька в последний как ей казалось момент, всё же находила силы выбросить своё поломанное тело из бурлящей речной пучины, чтобы, глотнув очередную порцию спасительного морозного воздуха, плыть дальше в ревущей и пугающей темноте, больно ударяясь на перекатах о скользкие камни.

‒ Спишь? ‒ Юра вкатил в спальню тележку и осторожно прислонил её к боковушке кровати. ‒ Давай попробуем поесть немного. Смену я сдал. Всё нормально. Думал, если на мост наведывался караул, а там никого нет, то можно считать меня коммунистом. Выгребу по полной. Мост ведь объект стратегического значения. Хотя, какого там к чёрту, стратегического. Полупустые товарняки гоняют туда сюда. Не то, что раньше было. Давай, я помогу тебе приподняться. Вот, вторую подушку принёс. Или, может ты в туалет хочешь? Так ты скажи. Я отнесу.