Юлий Цезарь. Полководец, император, легенда - [228]

Наверное, Цезарь не боялся смерти, но это не значит, что он бросал ей вызов. Новый режим не мог бы долго продержаться на страхе, а должен был опираться на более прочное основание. Показывая, что он не боится представителей собственного сословия, как союзников, так и бывших врагов, Цезарь демонстрировал уверенность в себе. Он понимал, что его недолюбливают, но надеялся на терпимое отношение в ближайшем будущем и верил в свою удачу, которая помогла ему одержать так много побед в прошлом. Три года походов и новые победы должны были помочь римской элите привыкнуть к новому порядку вещей. Неизвестно, собирался ли он по возвращении и дальше укреплять свою власть либо наметить возможного преемника. Предполагается, что Цезарь собирался сделать Октавиана своим «мастером конюшни», по крайней мере в первый год новой военной кампании, но существовал другой человек с таким же именем, и Цезарь не делал никаких намеков, указывающих на личность своего будущего преемника. Вполне может быть, что он еще не имел каких-либо конкретных планов.

Зимой 53/52 годов до н. э. Цезарь неправильно оценил настроения римской аристократии. Теперь он совершил такую же ошибку [18].

Тексты наших источников изобилуют описаниями чудес, предупреждавших о гибели самого могущественного человека в Риме. Одна из наиболее известных историй гласит, что ночью 14 марта Кальпурнии приснился кошмар, в котором она либо видела рухнувшую крышу своего дома, либо держала в объятиях тело убитого мужа. Утренние жертвоприношения 15 марта повторялись несколько раз, но знамения неизменно оказывались дурными. Цезарь якобы был удивлен, так как его жена не отличалась суеверностью. Однако в конце концов Кальпурния убедила его остаться дома. Он уведомил сенат, что не может заниматься общественными делами из-за болезни. Вероятно, он действительно чувствовал себя не лучшим образом. Антоний должен был доставить послание в сенат, но еще раньше к нему зашел Децим Брут (среди сенаторов, поддерживавших дружеские отношения, было принято наносить ранние утренние визиты, так что встреча не могла вызвать никаких подозрений). Прошлым вечером все они ужинали в доме Лепида, где после трапезы был поднят вопрос о лучшей смерти, подобающей римлянину. Цезарь почти не принимал участия в разговоре, но заметил, что внезапный и неожиданный конец будет лучшим ответом. На следующее утро Брут смог уговорить Цезаря изменить решение не идти в сенат. По словам Плутарха, он высмеял предупреждения гадателей и выманил Цезаря из дома обещанием, что сенат собирается предложить ему царскую власть, действительную за пределами Италии, но скорее всего это позднейшая выдумка. У Цезаря имелись все основания для присутствия на заседании сената, принимая во внимание, что через три дня он собирался покинуть город. Так или иначе, в конце концов диктатор сел в паланкин, и его отнесли на форум, где сенаторы собрались в одном из храмов, образовывавших часть театрального комплекса Помпея. Несколько месяцев назад Цезарь удостоился похвал за восстановление общественных статуй и монументов в честь Суллы и Помпея, поэтому могло случиться так, что статуя его бывшего зятя «взирала» на происходящее. После отъезда Цезаря к нему домой пришел раб, который якобы принес важное известие для диктатора. Рабу разрешили остаться и подождать возвращения Цезаря [19].

Цезарь появился поздним утром, к немалому облегчению злоумышленников, страшившихся раскрытия заговора. Не считая Децима Брута, заговорщики собрались очень рано под предлогом того, что сын Кассия должен был официально стать полноправным гражданином и публично облачиться в toga virilis. Потом они подошли к храму и ждали снаружи. Их кинжалы были спрятаны в футлярах, где сенаторы обычно хранили свои длинные перья для письма. В Театре Помпея находился отряд гладиаторов, принадлежавших Дециму Бруту. Они были вооружены и готовы к бою, но имели право находиться там, поскольку в ближайшие дни театр должен был стать ареной для гладиаторских схваток. Кто-то приветствовал Брута и Кассия довольно загадочным образом, и сначала они истолковали приветствие как признак того, что кто-то выдал их замысел диктатору. Напряжение усилилось, когда тот же самый человек подошел к Цезарю после его прибытия и довольно долго говорил с ним. Но вскоре заговорщики поняли, что он всего лишь хотел подать петицию о деле личного свойства. По пути Цезарю вручили свиток от греческого философа Артемидора, который тогда жил в доме Брута и, по-видимому, знал о заговоре. Случайно или намеренно, но диктатор не стал разворачивать свиток и читать послание. Нигде не упоминается о его беспокойстве или подозрительности; он благодушно обратился к прорицателю, который ранее посоветовал ему бояться мартовских ид. В знакомом диалоге из трагедии Шекспира это выглядело следующим образом: «Настали иды марта». — «Но, Цезарь, не прошли». Заговорщики приветствовали его, когда он вышел из паланкина. Требоний (или, по версии Плутарха, Децим Брут) отвел Антония в сторону и отвлек его разговором, пока Цезарь и остальные шли к храму. Коллега Цезаря на посту консула был не только предан ему, но и отличался мощным телосложением. Обычно он сидел рядом с диктатором и находился достаточно близко, чтобы прийти ему на помощь в случае необходимости. Все сенаторы уже находились в зале, когда туда вошел Цезарь. Диктатор направился к своему позолоченному креслу, предположительно стоявшему рядом с церемониальной скамьей Антония [20].