Юлий Цезарь. Полководец, император, легенда - [230]

Через несколько недель после убийства один из сподвижников Цезаря пришел к мрачному выводу, что «если Цезарь при всей своей гениальности не смог найти выхода, кто сможет это сделать?». Его предсказание о мятеже в Галлии сразу же после известия о гибели Цезаря оказалось совершенно необоснованным, но он был прав в предположении о том, что гражданская война вскоре возобновится с новой силой. Антоний встал на путь борьбы с заговорщиками. Октавиан, получивший официальное усыновление по завещанию Цезаря и теперь носивший имя Гая Юлия Цезаря Октавиана, проявил замечательную инициативу и уверенность для восемнадцатилетнего юноши: призвав под свои знамена ветеранов приемного отца, он стал важной фигурой, которую больше никто не мог игнорировать. Сначала он выступал в сенате против Антония, но потом дальновидно рассудил, что с консулом можно будет поквитаться после победы над заговорщиками, и присоединился к Антонию и Лепиду во Втором триумвирате. Новая война заставила забыть о милосердии Цезаря и по своей жестокости больше напоминала борьбу между Марием, Цинной и Суллой. Через три года практически все заговорщики были разгромлены и погибли, а некоторые сами покончили с собой. Сенаторское и всадническое сословие подверглось такой чистке по проскрипционным спискам, о какой не мечтал даже Сулла. Со временем Лепид был оттеснен на обочину политической жизни и провел остаток дней в изгнании, пока Антоний и Октавиан боролись за господство над Римом. Последнему было лишь 32 года, когда разгромленный Антоний и Клеопатра совершили самоубийство, сделав его единственным правителем огромной империи. Рим снова стал монархией, хотя ненавистное слово «царь» не употреблялось, и на этот раз перемена оказалась долговечной. Октавиан принял имя Август и выказал больше умения в маскировке своей абсолютной власти, чем его приемный отец. Отчасти это было причиной его успеха, но безжалостность в истреблении и общая усталость от междоусобиц римлян, более десяти лет страдавших от непрерывного кровопролития, помогли убедить элиту, что будет лучше примириться с владычеством Октавиана, чем вернуться к гражданской войне [23].

ЭПИЛОГ

И кровь, и гибель будут так привычны.

Ужасное таким обычным станет,

Что матери смотреть с улыбкой будут,

Как четвертует их детей война,

И жалость всякую задушит дикость.

Шекспир, «Юлий Цезарь», акт III, сцена I

Цезарь родился в республиканском государстве, уже подверженном внезапным и кровавым всплескам политического насилия. За время его жизни насилие достигло небывалых ранее масштабов, и его собственная гибель стала лишь одним из эпизодов в чрезвычайно бурном периоде римской истории. Смерть Цезаря была жестокой и полной внутреннего драматизма, но лишь очень немногие из его современников умерли от естественных причин. Время обошлось с женщинами милосерднее, чем с мужчинами, хотя Клеопатра стала исключением в этом, как и во многих других отношениях. Последователи Сатурнина были истреблены, когда Цезарь находился в младенчестве, Союзническая война разразилась, когда он был ребенком, а годы его взросления сопровождались бурями гражданской войны. Борьба между Суллой и его противниками стоила римской элите таких потерь, каких она не несла со времен войны с Ганнибалом. Но на этом дело не закончилось. Восстание Лепида в Италии вскоре было подавлено, но Серторий в Испании вел умелую оборонительную войну и потерпел поражение лишь после нескольких лет ожесточенной борьбы. Потом был заговор Катилины; после этого Клодий, Милон и многие другие, менее значительные деятели прибегали к насилию для удовлетворения своих личных амбиций задолго до того, как Цезарь перешел через Рубикон. Все это время Республика вела войны за рубежом, а ошеломительные первоначальные успехи Спартака породили глубокие опасения в обществе, сильно зависевшем от рабского труда. Кровопролитие, которое стало результатом разногласий между группами влиятельных римлян, вероятно, было еще более страшным, чем много лет спустя, когда Антоний и Октавиан сначала разгромили заговорщиков, а потом вступили в схватку друг с другом.

Цезарь жил в жестокое и опасное время. Это очевидная истина, но о ней часто забывают — блеск и величие Рима затеняют в глазах наших современников неприглядные эпизоды римской истории. Собственные «Записки» Цезаря, огромное наследие писем, речей и философских трактатов Цицерона, наряду с историческими сочинениями Саллюстия и поэзией Катулла, представляют величайшие произведения латинской литературы. В сочетании с более поздними источниками, они дают лучшее впечатление об этом времени, чем о любом другом периоде истории Римской республики. В наши дни бывает чрезвычайно трудно не поддаться искушению рассматривать предыдущие периоды через призму мировоззрения I века до н. э.; в особенности это относится к трудам и высказываниям Цицерона. Пересказ бытовых сплетен или подробные описания выборов и дебатов могут создать обманчивое впечатление стабильности и нормального устройства жизни. Римскую общественную сцену в I веке до н. э. можно назвать как угодно, только не стабильной. Насилие вспыхивало не всегда, но его угроза постоянно существовала. Правила, ограничивавшие конкуренцию между поколениями сенаторов, больше не действовали. Ровное течение общественной жизни лишь изредка прерывалось чрезвычайными ситуациями; сенаторы собирались на заседания, народные собрания избирали магистратов и утверждали законы, суды выносили вердикты, чиновники занимались своими делами, а выборы проходили в назначенные сроки. Иногда судебных заседателей подкупали, либо иным способом убеждали изменить свое мнение, либо манипулировали голосами избирателей, но в целом обстановка была приемлемой, хотя и не идеальной. Бунты, убийства, отрежиссированное насилие, а тем более военные конфликты оставались исключениями, нарушавшими эту схему. Республиканская система отличалась замечательной устойчивостью и после каждого кризиса возвращалась к подобию нормальной жизни. Но с недавних пор все изменилось, и ничто больше не казалось постоянным. Такие люди, как Марий, Цинна и Сулла, продемонстрировали, что власть можно захватить силой, а Помпей в начале своей карьеры показал, как одаренный полководец во главе собственной армии может выдвинуться на передний край политической сцены, что раньше считалось невозможным.