Югославская трагедия - [9]

Удобно усевшись в кресло, он ободряюще кивнул совсем было перетрусившему фронтфюреру.

— У вас вид, герр Шмолка, не больше чем на пару марок, как говорят наши враги — янки. В чем дело?.. Хотите закурить? Это успокаивает. Вас тревожит положение на русском фронте? Зато итальянский фронт пришел, я бы сказал, в состояние полного застоя. Слышали по радио? Дуайт Эйзенхауэр сообщает, что наступление на Рим проходит «разочаровывающе медленно». И лично вас никто здесь не беспокоит. А вы еще недовольны!

— Как же никто? — взорвался Шмолка. — А партизаны? А Майдан… — и он осекся на полуслове.

— Вы всерьез думаете, что на вас нападут югославские дикари?

Шмолку обескураживал тон фон Гольца: что это? Ирония? Издевательство? Фронтфюрер почувствовал, что горячность и откровенность с его стороны неуместны и даже могут испортить дело. Он спокойнее принялся объяснять положение.

— Мы живем тут, герр оберет, как в осажденной крепости. Эти проклятые партизаны получают от населения больше нужных сведений о нас, чем мы о них. Из наших лагерей берут к ним. Партизанам известен здесь каждый уголок. В любой момент их можно ожидать у наших дверей. Там, в горах, целая бригада этих головорезов!

Шмолка быстро повернулся к окну, за которым синели лесистые горы:

— Вон там!

— Так, так, — саркастически улыбнулся фон Гольц. — То-то вы оплелись в пять рядов колючей проволокой.

— И не зря… — не вытерпел Шмолка. — Только вчера на рассвете мы едва отбили их атаку на Майданпек. Это близко от Бора. И если б меня не предупредили…

— А кто же вас предупредил? — узкие глазки фон Гольца уставились на Шмолку. — Кто? — спросил он сладким голосом.

Фронтфюрер молчал.

— Ну? — совсем тихо спросил фон Гольц. — Вы читали о моих полномочиях в документе? Кто?

— Одно влиятельное лицо.

— Имя?

Шмолка покосился на Кребса.

— Не сейчас… — пробормотал он.

— Хорошо, — согласился фон Гольц и продолжал в прежнем насмешливом тоне: — Что бы ни говорили, а в Боре довольно спокойно и относительно безопасно. И дальше здесь будет так же спокойно и безопасно, — с ударением повторил он.

— Вы в этом уверены? — Шмолка и Кребс переглянулись.

Полковник усмехнулся:

— Вы довольно туго соображаете! Да придет ли Тито в голову мысль нанести какой-нибудь ущерб интересам американцев?

— А причем тут американцы? — не понял Кребс. — Бор наш.

— Пока наш, — подтвердил фон Гольц. — Но мы здесь, к сожалению, временные хозяева. Рудник — собственность анонимного акционерного общества. Акционеры прежде собирались в Париже и делили свои дивиденды, а их генеральный директор как сидел в Нью-Йорке, так и по сию пору сидит там. Ему принадлежит контрольный пакет общества; и я не ошибусь, если скажу, что и сейчас этот директор продолжает извлекать пользу из нашей войны с Россией. Понятно? Бор наш, а заинтересованы в нем по-прежнему американцы, и Тито это хорошо знает. Тут, друзья мои, расчеты большой политики. Тито вас не тронет.

— Дай бог! — облегченно вздохнул Шмолка, бесконечно обрадованный тем, что официальный разговор окончен.

— Прошу вас, герр фон Гольц, — суетился вспотевший доктор Кребс. — Дружеский ужин после серьезной деловой беседы подкрепит наши силы. И мы все, все уладим ко взаимному удовольствию… Я сейчас распоряжусь, — и он направился к двери.

— Вот теперь я смогу сообщить вам кое-что об одном влиятельном лице под кличкой «Кобра» с очень любопытной биографией, — потупив глаза, тихо сказал Шмолка фон Гольцу, беря его под руку…

После ужина, как только Кребс украдкой сунул полковнику «на память» мешочек с чем-то тяжелым, тот заторопился, отказался ночевать, сославшись на неотложные дела.

Шмолка вышел проводить. От вертящихся снежных хлопьев у него запестрило в глазах, ступеньки подъезда, казалось, покачнулись — хмель шумел в голове.

Фон Гольц небрежно откозырял Шмолке в ответ на его прощальные приветствия.

— В Белград! — крикнул он шоферу.

В немногих километрах от Бора, у развилки дорог, одна из которых ведет через Пожаревац к Белграду, а другая на Злот, в долине реки Млавы, стояла уединенная кафана[5]«Три медведя».

В то время, когда происходили описываемые события, посетители заглядывали туда редко. Дороги были малолюдны. Заходили порой лишь старики-крестьяне из ближних сел — посидеть за стаканом сливовицы и разузнать от хозяина кафаны новости, которые мог обронить здесь какой-нибудь случайный путник. Изредка опускались с гор под прикрытием ночи и партизаны — по долине Млавы проходила коммуникационная линия немцев.

Желтый бронетранспортер подкатил к «Трем медведям» в довольно поздний час.

Фон Гольц выбрался из кабины и приказал сидевшим в машине автоматчикам никого в дом не впускать.

В кафане поднялся переполох.

Какой-то тощий оборванный крестьянин, увидев на пороге немецкого полковника, мгновенно ретировался, оставив недопитый стакан. Хозяин затрепетал за своей стойкой. На месте остался лишь один посетитель в овчинном тулупе, с румяным лицом и щетинистыми усами.

— Холодной воды из Млавы! — потребовал немец, бросив фляжку на стойку корчмарю.

Старик беспрекословно заковылял к реке.

Оставшись наедине с краснолицым крестьянином, фон Гольц подсел к нему за столик.