Югославия в XX веке. Очерки политической истории - [209]

. В других случаях использовались чуть менее прямолинейные определения, однако тоже ставившие это заявление в контекст действий «пятой колонны» либо указывавшие, что оно являлось согласием с установлением усташского режима и поддержкой ему⁵⁹. Такое изображение получило продолжение и в постюгославской сербской историографии, вплоть до утверждений, что создание НГХ приветствовалось Мачеком⁶⁰.

По сравнению со всеми названными выше оценками, в отдельных работах, выходивших еще в коммунистический период, давалась иная характеристика, согласно которой лидер ХКП своим поступком лишь «объективно играл роль соучастника» в образовании НГХ. Но при этом вовсе ничего не говорилось о причинах самого поступка⁶¹. Не говорилось о них и некоторыми историками как в стране, так, кстати, и в сербской антикоммунистической эмиграции, которые ограничивались формулированием тезиса, что заявление Мачека от 10 апреля, фактически подтверждая сепаратистский акт усташей, являлось предательством, государственной изменой в отношении Югославии, поскольку та в указанный момент все еще вела войну с агрессорами⁶².

Между тем в хорватской историографии, где, в отличие от сербской, еще при коммунистическом правлении стало постепенно уделяться внимание специально исследованию политики ХКП, авторы наиболее значительных работ по этой тематике, рассматривая вопрос о целях Мачека, когда он делал заявление, склонялись к мнению, что в основе его призыва к подчинению усташским властям лежало убеждение в тщетности и опасности для довольно небольшого по численности хорватского народа оказывать сопротивление мощным силам оккупантов, принявших решение в пользу создания НГХ⁶³. Такая интерпретация побудительных мотивов лидера ХКП получила в той или иной мере продолжение и в ряде публикаций постюгославской хорватской историографии⁶⁴.

Подобное объяснение своего шага, в сущности, давал и сам Мачек, когда писал в мемуарах, что тогда, в обстановке военной победы держав «оси» над Югославией и оккупации Хорватии, у хорватского народа «не было никакого другого выбора», кроме как «мирно принять» случившееся⁶⁵. Согласно свидетельствам некоторых функционеров ХКП, контактировавших в эти дни и несколько позже с Мачеком непосредственно или через кого-то, они получали от него то же объяснение: главная задача – избежать кровопролития, которое было бы неизбежно в случае попыток противодействия усташам, а тем самым и оккупантам. Причем, что касалось призыва не только к подчинению власти НГХ, но и к сотрудничеству с нею приверженцев ХКП, работавших в органах бановинской администрации и местного самоуправления, то необходимость сотрудничества аргументировалась важностью иметь какую-то возможность защищать население от произвола. Наряду с этим Мачек выражал уверенность, что возникшее положение временно, ибо западные державы так или иначе выиграют войну, и надо дождаться ее окончания, не допуская напрасных жертв⁶⁶.

Если указанная аргументация реально отражала побудительные мотивы лидера ХКП, то в таком случае позиция, выраженная в его заявлении 10 апреля 1941 г., была, в сущности, во многом сходна с характеризовавшимся выше стремлением словенской политической элиты (а забегая вперед, отметим, что подобное затем проявилось и в Сербии) уберечься, насколько возможно, в рамках собственного этноса от людских потерь, тягот и жестокостей оккупации, которая стала неизбежной в условиях поражения Югославии. Но в отличие как от Куловеца и Крека, которые сами предложили Берлину сепаратистско-коллаборационистское решение для Словении, так и от Натлачена с Национальным советом, попытавшихся двинуться в подобном же направлении, Мачек отказался от того, чтобы он или другие руководители ХКП, а таким образом и партия как целое выступили в качестве непосредственных участников сепаратистского решения в Хорватии и сотрудничества с оккупантами. Однако, хотел он того или нет, та конкретная форма, в которую глава ХКП посчитал возможным облечь свое заявление 10 апреля⁶⁷, в тогдашних реальных условиях выглядела в итоге своеобразным выражением более чем согласия с установлением усташского режима и на практике играла роль фактора, ориентировавшего хорватские массы на восприятие НГХ как своего национального государства.

Передав текст своего заявления Кватернику, Мачек тут же отправился было в Купинец, но был задержан немцами и доставлен в штаб занявших Загреб войск. Там, если верить его мемуарам, с ним беседовал некий чин из гестапо, который, вопреки уже произошедшему, вдруг стал убеждать его в будто бы сохраняющемся германском желании видеть Мачека во главе НГХ. В ответ лидер ХКП отклонял возможность выступить в такой роли, и в итоге получил от гестаповца указание, чтобы он, уехав в Купинец, оставался там безвылазно и не появлялся в Загребе. Мачек последовал этому указанию⁶⁸.

Из остальной четверки хорватов-членов югославского правительства (все они, напомним, были представителями ХКП) трое – Иван Андрес, Бариша Смолян, Йосип Торбар – тоже покинули кабинет Симовича и вернулись в Хорватию, в то время как министр финансов Юрай Шутей остался. Кроме того, к правительству присоединились посланный туда Мачеком Крневич, который, как и было договорено с Симовичем, стал вместо Мачека первым вице-премьером, и бан Шубашич. Они вместе со всем правительством эвакуировались 15 апреля в Грецию