Югославия в XX веке. Очерки политической истории - [201]
Если названные меры и были в состоянии ограничить до некоторой степени возможность солидарных с государствами-агрессорами прямых вооруженных выступлений со стороны военнослужащих югославской армии, принадлежавших к «опасным нацменьшинствам», то основы, на которых строились подобные меры, были весьма противоречивы. Ибо, с одной стороны, в категорию «неславян», к которым эти меры в том или ином объеме применялись, были зачислены, например, и евреи>13, хотя они не могли питать симпатий к «оси», тем более – к нацистской Германии. А с другой стороны, что касалось противоположной «неславянам» категории «славян», то в ней, наоборот, оказывались и некоторые ненадежные либо даже враждебно настроенные этнические группы. Сами же югославские военные власти были вынуждены отнести к «опасным меньшинствам», наряду с «неславянами», и вполне славянское «болгарское меньшинство»>14. Из соответствующих документов видно, что под «болгарским меньшинством» имелось в виду в основном преобладавшее в Вардарской Македонии (она обозначалась в официальном лексиконе как «Южная Сербия») славянское население, значительная часть которого была склонна либо вообще самоиден-тифицироваться в качестве «македонских болгар», либо ощущала себя, по меньшей мере, связанной с болгарами общностью языка и культуры>15.
Пытаясь устранить противоречие, связанное с использованием категории «славяне» в противовес настроенным враждебно «неславянам», югославские военные власти прибегали взамен нее в качестве противопоставления понятию «опасные нацменьшинства» к употреблению формулировки «югославы». При этом разъяснялось, что к данной категории, на которую в вооруженных силах страны не распространяются какие-либо ограничения, относятся «сербы, хорваты и словенцы»>16. Подобное формулировочное ухищрение не могло, однако, устранить суровой реальности: преимущественно сербское по своему составу, югославское военное командование испытывало тревогу и недоверие по поводу не только военнослужащих из «опасных меньшинств», но в большой мере и по поводу того, как в случае войны поведут себя в армии хорваты, второй по численности народ многонациональной Югославии.
Опасения были не напрасными. Когда страна подверглась агрессии, настроения среди хорватского населения оказали особое воздействие на складывавшееся положение.
В условиях германо-итальянского нападения резко оживилась в хорватском обществе активность и пропаганда усташей, ожидавших, что крушение Югославии позволит осуществить идею государственной самостоятельности Хорватии. Сепаратистская пропаганда получила важное подкрепление в виде усташских радиопередач из Германии, а особенно из Италии. Еще перед 6 апреля 1941 г. с разрешения Муссолини через радио Флоренции началось под руководством Анте Павелича вещание для хорватских слушателей от имени якобы находившейся в Хорватии «Радиостанции Велебит», которая выходила в эфир как станция «главной ставки» усташей. С началом Апрельской войны станция передавала ложные сообщения о боевых действиях за «освобождение Хорватии», будто бы развернутых «вооруженными силами» усташей, и призывала всех хорватов присоединиться к «освободительной борьбе», ведущейся в сотрудничестве с войсками государств «оси»>17.
Обстановка разразившейся войны вкупе с подобной агитацией способствовали росту сепаратистских чувств в хорватском обществе. Вместе с тем, как всегда, когда речь идет об оценке массовости тех или иных общественных настроений, довольно сложно определить, насколько в упомянутых чувствах присутствовали целенаправленно сепаратистские устремления, а насколько – более спонтанный по своему характеру всплеск негативного отношения к югославской власти, подогревавшийся в значительной мере тем, что сербские военные и политические круги, вставшие у руководства Югославии в результате переворота 27 марта 1941 г., выглядели виновниками, спровоцировавшими удар «оси» как раз этим переворотом, произведенным своевольно, не считаясь с интересами и мнением хорватов.
Но какой бы из факторов подъема сепаратистских настроений ни являлся преобладающим, практически важен был конечный результат, т. е. сам этот подъем. И он в огромной мере определил отрицательное отношение большой части хорватского населения к участию в войне, к связанным с этим рискам, особенно для тех, кто был призван в армию. Следствием явилось то, что в Хорватии у югославских военных властей возникли наибольшие сложности с проведением уже упоминавшихся выше активизации и мобилизации, поскольку явка призванных была весьма низкой>18. А среди того хорватского контингента, который отозвался на призыв и оказался в рядах армии, с первых же дней войны начались быстро нараставшие дезертирство, неисполнение приказов, сдача в плен, случаи фактического пособничества противнику, перехода на его сторону, наконец, бунтов в воинских частях под лозунгом хорватской независимости. Наиболее известным примером стали выступления 8 апреля в некоторых полках в районе города Беловар на севере Хорватии>19.
Впоследствии имели место разные оценки того, какими были размах всех этих действий и степень их реального влияния на ход Апрельской войны 1941 г. Почти сразу вслед за поражением Югославии получила распространение интерпретация, согласно которой упомянутые действия не только носили массовый характер, но и стали чуть ли ни решающей причиной катастрофы. С одной стороны, такого рода интерпретация возникла в некоторых кругах сербских политиков и военных, в частности тех, кто после поражения оказался в эмиграции и стремился найти удовлетворительное для себя объяснение случившегося
