Югославия в XX веке. Очерки политической истории - [179]

Для Павла Карагеоргиевича, управлявшего югославской внешней политикой, драматизм этой угрозы усиливался тем, что, как он считал, Югославия, в случае если бы она подверглась нападению, была бы способна сопротивляться в течение не больше двух недель и, потеряв пару миллионов человек, была бы раздавлена⁴⁶. В качестве фактора, который мог бы действенно воспрепятствовать агрессивным намерениям Рима, Белград всячески старался использовать стремление Берлина к сохранению стабильности в Юго-Восточной Европе, в частности в Югославии, как тыловой зоне сырьевого и продовольственного снабжения Германии. В этом духе руководящие югославские деятели подчеркнуто апеллировали к германской стороне⁴⁷. И, соответственно, должны были идти на то, чтобы, елико возможно, удовлетворять непрерывно возраставшие требования гитлеровской Германии по поводу поставок из Югославии, хотя это и вызывало весьма критическую британскую оценку⁴⁸. Подобная югославская тактика оказывалась довольно результативной, поскольку отвечала интересам Берлина. Уже в середине августа 1940 г. нацистское руководство поставило перед своим итальянским союзником вопрос о необходимости отказа от какого-либо плана нападения на Югославию. И всего через несколько дней Муссолини, планируя дальнейшие военные действия, которые бы были предприняты Италией, отложил на неопределенный срок акцию, направленную против Югославии (а также Греции)⁴⁹. Та же позиция «третьего рейха» была в более дипломатичной форме подтверждена месяц спустя, 19 сентября, на встрече министра иностранных дел Германии Й. Риббентропа с Муссолини. А последний вновь вынужден был подтвердить в ответ, что в данный момент Италия не будет начинать войну с Югославией и Грецией⁵⁰.

Правда, что касалось Греции, то уже 28 октября произошло вторжение туда итальянских войск из Албании. Итало-греческая война, начатая Римом без одобрения Берлина, на собственный страх и риск, породила новую крайне серьезную тревогу в Белграде. Помимо общей перспективы того, что после Греции следующей на очереди оказывалась бы сама Югославия, главная непосредственная причина тревоги вызывалась ситуацией, при которой в случае захвата Греции фашистской Италией завершалось бы полностью окружение югославской территории странами «оси» вкупе со все более ориентировавшейся на «ось» Болгарией. «Что мы можем сделать? Мы полностью окружены!», – такова была реакция начальника югославского генштаба генерала Петра Косича, беседовавшего 28 октября с английским военным атташе сразу после получения сообщения об итальянском вторжении в Грецию⁵¹. В частности, захват Греции означал лишение Югославии выхода в неконтролируемое державами «оси» Эгейское море (в отличие от контролировавшейся в значительной мере Италией Адриатики) через югославскую свободную зону в Салониках, которая была предоставлена Грецией на 50 лет в соответствии с югославогреческой конвенцией 1923 г. Отдаленная от греко-югославской границы меньше чем на сотню километров, эта зона была связана с Югославией прямой железнодорожной линией и имела очень большое как экономическое, так и стратегическое значение.

Поскольку югославское руководство опасалось быстрого успешного продвижения итальянских войск, вторгшихся в Грецию, вопрос о Салониках был срочно обсужден на секретно созванном 28 октября, через несколько часов после начала итало-греческой войны, совещании Коронного совета. Павел и премьер Драгиша Цветкович заявили там о необходимости воспрепятствовать занятию Салоник итальянцами. Имелось в виду даже пойти на риск, предприняв операцию югославских войск для захвата Салоник до подхода туда итальянских сил. Но большинство участников совещания – министр иностранных дел Александр Цинцар-Маркович, министр армии и флота генерал Милан Недич и министр двора Милан Антич – высказались за более осторожную позицию: выждать дальнейшего развития событий, а прежде всего выяснить позицию Берлина и, если нужно, попытаться заручиться его согласием на то, чтобы Югославия заняла Салоники. Хотя Павел, вопреки своей обычной осторожности, даже выразил негодование по поводу такой, как он сказал, трусливой позиции, она в итоге совещаний, продолжившихся в следующие несколько дней, возобладала⁵².

Если в сообщении официального югославского пресс-бюро 28 октября говорилось, что Югославия готова посредничать между Италией и Грецией, то в заявление югославского правительства в связи с итало-греческой войной, опубликованном 2 ноября, центральное место занимал усиленно подчеркивавшийся тезис, что югославская политика нейтралитета целиком совмещается с дружественными отношениями, связывающими Югославию с Германией и Италией, а по поводу самой войны дело ограничивалось лишь выражением «сожаления» и указанием на «надежду», что югославские интересы «не подвергнутся угрозе ни с какой стороны»⁵³. За кулисами этого последовали на рубеже октября – ноября по различным каналам югославские обращения к Германии с объяснениями того, что Югославия никак не может допустить, чтобы Салоники оказались в руках Италии, а в крайнем случае была бы готова противодействовать этому военным путем. Югославские зондажи немецкой позиции сопровождались даже некоторыми неофициальными намеками, что в случае поражения Греции Белград мог бы за передачу ему Салоник заплатить серьезную политическую цену вплоть до некоторых территориальных уступок в пользу Италии, демилитаризации югославского адриатического побережья и более того – эвентуального перехода от нейтралитета к вступлению в антибританский лагерь