Югославия в XX веке. Очерки политической истории - [139]
Наиболее значимой из мер, принятых до распада блока «государствообразующих» партий и направленных на «укрепление централистской системы и унитаризации», было Распоряжение о разделении страны на области, изданное 26 апреля 1922 г. «По мнению создателей конституции, исторические края должны были быть преданы забвению как «очаги сепаратизма». Руководствуясь этими соображениями, политические силы, принявшие конституцию, намеревались образованием новых «самоуправляющихся областей» положить конец дальнейшему усилению «краевой идеологии» и остановить процесс «племенного группирования». В результате административного разделения государства должны были быть созданы области, в которых, ввиду их географического местоположения и численности населения, политическое объединение «племен» стало бы невозможным»>73.
Страна была поделена на 33 области. Хорватия и Славония – на три, Далмация – на две, Словения – на две, Босния и Герцеговина – на шесть, Сербия в границах 1924 г. на 15, «Южная Сербия» (Македония) – на три. Большая часть «Старой Сербии» вошла в Косовскую область. Воеводина была разделена на две области. Черногория в границах 1913 г. составила отдельную область.
Кроме того, официальный Белград заявил о своей решимости принимать «строгие полицейские меры против нарушителей государственного единства». Летом 1923 г. Народная скупщина приняла решение о предании суду руководство ХРКП, а в отношении партии был применен Закон о защите государства. Деятельность ее была формально запрещена. Арестовать самого лидера республиканцев удалось только в январе 1925 г. после его возвращения из-за границы. Согласно сообщению главы МВД радикала Божидара Максимовича, лидеру Хорватской республиканской крестьянской партии – «организации в составе Коммунистического интернационала»>74 – помимо вступления в Крестинтерн инкриминировалось сотрудничество с югославскими коммунистами и македонскими сепаратистами, деятельность по разложению вооруженных сил.
Политика «твердой руки», как ее характеризовал М. Стоядинович, закончилась полным «триумфом» – пресловутой капитуляцией ХРКП, заявление о которой прочитал в парламенте племянник С. Радича Павел Радич. «Он от имени своего шефа и дяди заявил, что признает Видовданскую конституцию, признает государство. А в доказательство своей искренности сообщил о готовности представителей его партии войти в правительство Николы Пашича… Политические преступники из партии Радича были помилованы. Сам он, как это принято в балканских странах, прямо из тюрьмы попал в министерское кресло… Это событие венчало усилия Николы Пашича по созданию прочного государственного объединения»>75.
Соглашение радикалов и радичевцев, как казалось первым, должно было раз и навсегда устранить сербскохорватские противоречия. Л. Маркович ликовал: «Новая коалиция положила конец всем спорам национального характера. Наступил новый период сербско-хорватской кооперации на основе союза сильнейшей сербской партии и мощнейшей партии Хорватии… Две главные ветви нашей нации, сербская и хорватская, помирились. Это примирение означает, что хорватский вопрос, как национальный вопрос, больше не существует… Внутренняя ситуация в стране никогда не была лучше, чем сейчас, когда она свободна от каких-либо столкновений национального или конституционного характера»>76.
Создание союза с Радичем знаменует поворот в политике, проводимой радикалами с конца переходного периода в отношении ХКП. Если раньше речь шла о «борьбе государствообразующих элементов с коалицией антигосударственных экстремистов», желающих, – по словам Пашича, – заманить страну в западню, из которой ей не будет спасения»>77, то с июля 1925 г. прежнее противостояние интерпретировалось как борьба равновеликих представителей хорватов и сербов, защищавших собственные позиции по национальному и конституционному вопросам.
Создание «прочного государственного объединения» в результате сговора двух организованных, по общему признанию, на «племенной основе» партий свидетельствовало о неактуальности ни для одной из сторон идеи народного единства. Напомним, что строгое следование последней исключало формирование союзов партий на племенной основе. До лета 1925 г. радикалы, в конце переходного периода сделавшие выбор в пользу бескомпромиссного национального унитаризма, формально придерживались прибичевичевского тезиса: «Договоры могут быть между чехами и немцами, между народами, которые имеют разные интересы и хотят их согласовать. А между членами одного народа, между сербами, хорватами и словенцами этого не может быть ни в коем случае. Всякое желание договариваться и подписывать соглашения показывает, что они не один народ»>78.
Итак, в новых условиях единственным гарантом стабильности государства становилось не приверженность государствообразующих партий принципам, положенным в его основание 1 декабря 1918 г. и законодательно утвержденным 28 июня 1921 г., а надежность «сербскохорватской кооперации», зависевшая от переменчивых предпочтений С. Радича.
Следует отметить, что готовность к сотрудничеству с хорватскими республиканцами сербское руководство начало проявлять задолго до 1925 г. Не прошло и года после принятия конституции, как «уставотворцы» принялись посылать в Загреб сигналы о своей готовности к взаимовыгодному сотрудничеству. Резолюция конференции НРП от 13 декабря 1921 г. содержала положение о возможности ревизии этого основополагающего документа: «Радикальная партия рассчитывает на практическое применение конституции… а если при этом обнаружится, что некоторые конституционные положения угрожают специфическим интересам хорватов, то радикалы будут за изменение этих положений»
